Минута истории(Повести и рассказы)
Шрифт:
— Мы-то? А у самой, почитай, Александровки.
— Это по Гатчинской дороге?
— Вот-вот, — подтвердил солдат. — С этой, значит, если брать стороны от Царского Села, то она, железка, на Павловск идет, а с той если взять, аккурат на Гатчину. И Керенский, слышь, там. Блиндированный поезд у него. Так и пулит из пушки.
— А вы позиции держите?
— Да ить, как сказать, не очень держим-то. Все больше норовим к Пулкову податься. У нас огню-то настоящего нет.
— Огонь нужен?
— Только! — охотно подхватил солдат. — Ежели огонь есть,
Они вместе вышли из комнаты и двинулись по коридору.
Слушая медлительную речь солдата, Ленин думал о том, что надо сделать прежде всего. Надо, думал он, не теряя ни минуты, организовать рытье окопов, возводить проволочные заграждения, необходимо разыскать склады с лопатами и кирками, забрать колючую проволоку. Послать нарочных на фабрики, на заводы, поднять всех к действию, сообщить в Военку Антонову и Подвойскому, запросить помощь у флотских. Очень важно двинуть к Пулковским высотам артиллерию, какая только найдется в городе. Солдат, по-видимому, прав. С пушками будет спокойнее и вернее. Надо вывести на позиции полки Петроградского гарнизона, послать агитаторов в казачьи части, разъяснить им смысл принятых декретов о земле, о мире…
В комнате Петроградского комитета собралось человек восемь. Сесть было негде, все, стоя, сгрудились вокруг Ленина.
Измученный, еле держащийся на ногах комиссар Слуцкий предложил оставить все дело до утра: «Теперь все равно ничего нигде не найдется».
— Вам надо выспаться, — сказал Ленин и стал объяснять, что надо предпринять срочно.
Рабочий из караульной команды сказал, что у них на Путиловском есть пушки, штук сорок. Их отливали для фронта еще весной, но после забастовки так и не сумели вывезти.
Ленин выслушал очень внимательно.
— Превосходно! Сможете ли вы обеспечить отправку орудий в Пулково?
— Можно бы, да ведь лошадей у нас нет. На себе не осилишь.
Ленин нахмурился. Прямая резкая морщина пересекла его широкий лоб, но вдруг глаза его весело заискрились.
— А что, если взять лошадей у извозчиков?
— Товарищ Ленин, ломовиков у Филаретова надо взять. Там такие битюги-тяжеловозы, вытянут чего хочешь! — горячо крикнул от дверей дюжий красногвардеец с лицом деревенского подростка.
— У Филаретова? Это кто такой?
Все расступились, глядя на молодого красногвардейца, и он заметно смутился. Но, чувствуя на себе внимательный и поддерживающий взгляд Ленина, ободрился снова:
— Хозяин это. Я сам к нему нанимался, только он не доверил мне.
— Не доверил? Лошадь?
— Ага. Дескать, молод еще, так послужи сперва.
— Гм. А сколько у Филаретова лошадей?
— Пожалуй, штук сто, коли не больше.
— А что, если мы доверим вам всех этих лошадей? Заберете?
— Всех?
— Лучше всех. Чтобы вывезти сорок орудий и снаряды к ним, это как раз хватит, как по-вашему?
— Должно хватить.
— Вот и действуйте.
Ленин наклонился к подоконнику и стал быстро писать на листке бумаги.
— Как ваша фамилия? —
Через полчаса Ленин, торопливо шагая, направился в машинное бюро. Надо было отпечатать телефонограмму для передачи на флот.
В комнате машинисток горела под плоским жестяным абажуром одна только лампочка, свешивающаяся с потолка на длинном шнуре. В углу на диване, прикрывшись вязаной косынкой, лежала женщина-машинистка. Сбоку у стола с машинкой спала, сидя в кресле, молоденькая девушка, уютно подобрав под себя ноги в заштопанных чулках. Голова ее была запрокинута на спинку кресла, на пухлых детских губах блуждала слабая улыбка. Это была Юлия.
Ленин постоял перед ней несколько секунд, затем осторожно прошел к столу и сел к машинке. Он внимательно посмотрел на клавиатуру и, заложив чистый лист, стал медленно отстукивать буквы, но сразу же встретилось непредвиденное затруднение: буквы, означенные на клавишах, были стерты — не разберешь, где что. Такой клавиатурой можно пользоваться только по привычке.
Ленин растерянно оглянулся на девушку и увидел, что она уже проснулась и с испуганным выражением на розовом от сна и смущения лице нащупывает ногами свои полусапожки.
— Ничего у меня не получается, — улыбаясь, сказал Ленин.
— Сейчас, сейчас я сделаю, — неловко ступая в незастегнутых полусапожках (застегивать теперь было некогда), Юлия подошла к столику и села за машинку.
Ленин начал было диктовать, но в дверях появился человек с усталым лицом, в потертой кожанке, в очках.
— Я разыскиваю вас, я только из Военки, — сказал он, направляясь к Ленину. — Положение осложнилось. Задержан юнкер, у которого найден приказ о выступлении. Восстание в городе уже началось. Захвачена телефонная станция, и, вероятно, заняты еще какие-то важные пункты. Подвойский принимает меры, но он просил передать, что положение крайне опасно. По-видимому, это заранее согласованный удар — одновременно с фронта и с тыла.
— А ведь этого, пожалуй, следовало ждать, — сказал Ленин. — Солдаты ушли на фронт, а юнкера и офицеры остались здесь, в тылу. Кстати, хорошо, что вы явились. Надо срочно поставить в известность флотских.
Он сделал знак Юлии и продиктовал телефонограмму до конца. В ней шла речь о немедленной высылке летучих матросских отрядов для восстановления революционного порядка в городе.
— Пойдемте, — сказал Ленин человеку в потертой кожанке.
Шаги их скоро затихли в коридоре.
«Опять юнкера», — тревожно подумала Юлия.
Ей вдруг сделалось душно.
Она подошла к окну и, потянув за шнур, открыла форточку.
Свежий поток коснулся ее лица. За окном было еще темно. Рядом на соборной колокольне звонили в колокола. Отчетливые медленные удары возникали совсем близко над крышей и, гудя, уплывали в ночной сумрак. «Звонят к заутрене, значит, сегодня воскресенье», — подумала Юлия.