Минута молчания
Шрифт:
В тот день я наводил чистоту на катере, порядком устал, пришел домой, и вдруг отец говорит: «Тебе пришло письмо, Кристиан, из Дании». Я быстро поднялся к себе наверх, мне хотелось остаться одному. Отправитель письма был чрезвычайно щедр и, казалось, скрывает что-то, на конверте стояло только: Стелла П., остров Эрё. Мне сразу стало ясно, что ответа там никто не ждет, при такой-то неопределенности адреса. Я не стал читать письма с самого начала, мне важно было увидеть, как она подписала письмо, и я испытал радость, прочитав: «Hope to see you soon, best wishes, Stella». [20] Я был так счастлив, что принялся искать место, где бы мне спрятать ее письмо.
20
Надеюсь скоро увидеть тебя, с наилучшими пожеланиями, Стелла (англ.).
Ты писала про
Тогда я впервые увидел Стеллу во сне, это был сон, который заставил меня задуматься: я опоздал в школу, все уже сидели в классе и смотрели на меня с ухмылками, усмешками и заинтригованными лицами; как только я сел за свою парту, они заставили меня своими взглядами посмотреть на доску. Крупными буквами там было написано: Please come back, dear Stella, Christian is waiting for you. [21] Я кинулся к доске и стер написанное, злорадная улыбка на их лицах свидетельствовала о том, что они уверены, что победили.
21
Дорогая Стелла, пожалуйста, возвращайся, Кристиан ждет тебя (англ.).
Ждать, ждать ее возвращения; и хотя я иногда думал, что обречен на вечное ожидание и уже привык к этому, в отсутствие Стеллы это давалось мне особенно тяжело. Для гостей отеля У моряя устраивал во второй половине дня экскурсии на Катарине, как правило, на Птичий остров, где построили небольшой причал. Я водил гостей по острову, показывал им хижину орнитолога, рассказывал об этом старом человеке, так любившем свое одиночество и разделявшем его время от времени с прирученным буревестником, который не мог больше летать после того, как его ранили выстрелом.
Как только этот человек поднялся на борт катера и купил билет, он показался мне знакомым, а потом — он искал себе место на корме, — я уже почти не сомневался, что это был он, тот самый Colin, чье фото я видел в комнате Стеллы. Поверх клетчатой рубашки на нем была еще холщовая куртка, у него было поразительное сходство с тем человеком с фотографии, только когда он говорил, обращаясь к своей толстой соседке и объясняя ей что-то с помощью активной жестикуляции, — возможно, поведение пассажиров при кораблекрушении, — я засомневался, правда, ненадолго, стоило ему только испытующе посмотреть на меня и при этом обнаружить некоторое смущение, для меня стало абсолютно ясно, что это был Colin, который появился тут в надежде встретить Стеллу. «Stella with love, Colin». У причала он помог пожилым пассажирам сойти на берег, а во время нашей экскурсии вокруг острова задавал больше всех вопросов, и мы узнали от него, что он большой любитель полакомиться яичками чаек и с удовольствием собрал бы несколько штук, но сейчас было не то время года.
Не возле хижины, а на выброшенном на берег поваленном дереве, на котором мы сидели и смотрели на волны, лизавшие прибрежный песок, его прихватил приступ удушья; сначала он закашлялся, потом откинул голову и стал жадно хватать ртом воздух, обхватив горло руками, судорожными толчковыми движениями боролся он с нехваткой воздуха. Никакого интереса во взгляде, он смотрел на меня с мольбой о помощи и рылся и хлопал себя по карманам. «Вам плохо?» — «Мой спрей, — сказал он, — и Sanastmax, я забыл в отеле свой спрей». Я опросил пассажиров, но лишь очень немногие захотели вернуться назад, я отвел его на катер и отвез в отель У моря. Швейцар у входа подвел его, он все еще тяжело дышал, к кушетке и спросил, что надо сделать, — «На тумбочке, ингалятор лежит на тумбочке», — резким движением швейцар сдернул со щитка ключ и поспешно побежал к лестнице. Оставшись наедине с мужчиной, похожим на Колина или которого я какое-то время принимал за Колина, я решил окончательно в этом удостовериться; я взял стул и сел рядом с ним, отклонив всякие попытки благодарности, которую он с трудом старался выразить. Я принялся ему рассказывать
Дома я еще раз прочитал письмо Стеллы, я прочел его неоднократно, и, думая о хижине орнитолога, решил написать Стелле письмо, я не мог этого не сделать. Не медля больше, я написал: «Дорогая Стелла» и тут же сообщил ей, как грустно без нее в Пастушьей бухте, «слишком много старых людей, скучных экскурсионных поездок, постоянный запах рыбы, и никакого другого, и все время только слабый восточный ветер». А потом я познакомил ее с моим планом, который воодушевлял меня все больше и больше, пока я писал об этом, даже делал счастливым. Я сочинил план для нас двоих: «Представь себе, Стелла: мы переезжаем жить в хижину орнитолога, ты и я, у причала я прибью дощечку: „Причаливать запрещено“. Крышу я залатаю, на дверь приделаю задвижку, буду собирать дрова для печки и куплю у нашего корабельного поставщика консервы и сухой провиант. Мы ни в чем не будем нуждаться», писал я. Под конец я нарисовал ей перспективу, как мы будем вместе плавать, но прежде всего, что мы будем иметь, как только проснемся: мы будем вместе. А в виде P. S. еще приписал: «Может, мы научимся жить вместе». Вместо подписи я хотел сначала поставить «yours sincerely», [22] но после остановился на «yours truly, Christian». [23] Я положил письмо в конверт и спрятал его в грамматику английского, на пот'oм.
22
С дружеским приветом (англ.).
23
Преданный тебе Кристиан (англ.).
Пока я все еще обдумывал письмо, мой отец позвал меня вниз, коротко, приказным тоном. Он стоял у открытого окна, с биноклем в руке, отец указал рукой на бухту, куда-то вдаль: «Посмотри на это, Кристиан». Там покачивалась на волнах наша баржа, недалеко от нее буксир Упорный, они были сцеплены одним канатом, причем канат не был натянут, он не подрагивал, а свободно провисал и болтался, полоскаясь в воде. В бинокль я разобрал, что наша баржа стояла груженой, я и Фредерика смог разглядеть на буксире, он стоял на корме с багром в руках и отталкивался им, тыкаясь в воду. «Давай, пошли», сказал мой отец, и мы направились к пирсу, где была привязана наша надувная лодка, я вывел ее на простор, и мы добрались до буксира.
Мой отец быстро во всем разобрался. Фредерику стоило только сказать ему, что буксир зацепился за необозначенную флажком вёршу, отец тут же подал мне щиток и лот. «Спустись вниз, посмотри, что там». Бешено крутясь, винт запутался в вёрше, натянул ее на себя, тем самым парализовав себя или попросту удушив, кусок боковой сети свисал свободно вниз. Не всплывая наверх и не объясняя, что я вижу внизу, я начал работать ножом, в одной ячейке застряла скумбрия, торпедой ворвавшаяся в ловушку и задохнувшаяся в ней, я вырезал ее, потом перерезал, всплывая то и дело на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, жесткий, вероятно просмоленный, шнур. Если бы корабельный нож был снабжен пилкой, мне было бы значительно проще высвободить винт из плена, а так приходилось нажимать и надавливать на шнур, пока наконец не удалось перерезать все путы. Мой отец и Фредерик похвалили меня за работу, им не понадобилось много слов, они знали, что делать дальше.
Мотор нашего буксира оказался надежным, медленно, очень медленно мы набирали ход, обвисший канат баржи показался из воды, натянулся, напрягся, тяга была уже достаточно сильной, и баржа послушно сдвинулась с места, повернулась и последовала курсом буксира. Я подумал, что это последняя груженая баржа, которую мы тянем ко входу в бухту, чтобы нарастить наконец-то волнорез, но мой отец решил иначе: не доходя до волнореза, мы бросили якорь, Фредерик подошел к лебедке, и так, как он это проделывал уже много раз, он поднимал камень за камнем, качал его за бортом и опускал на дно. Он не посылал меня вниз контролировать укладку, для моего отца достаточно было опустить камни на дно, как он сказал, чтобы сломать первый удар накатывающих волн и усмирить их у волнореза перед входом в бухту. Не сразу можно было уловить смысл этой работы, но, когда почти весь груз оказался на дне, стало заметно, как набегавшие в ленивом ритме волны стали изменяться, растягиваться, накатывать друг на друга, схлестываться, пузыриться и распластываться, слабея и разбегаясь обессиленными, не имея мощи, еще раз собраться и взметнуться вверх.