Минувшие годы
Шрифт:
Лина. Ну, хорошо. Я пошла. (Уходит.)
Явился Жданович.
Черемисов. Женя?
Жданович. Я.
Черемисов. Уехали?
Жданович. Да.
Черемисов. Что там в корзине? Налей. Душно.
Жданович (у корзины). Тут одно шампанское.
Черемисов. Вот
Жданович. Оставь. После поговорим.
Черемисов. Тоже верно.
Жданович (налил вино, сел). Со свиданьицем в новых обстоятельствах.
Черемисов. А ведь ты чему-то рад, подлец.
Жданович (подумал). Интимный мир человека-материя трепетная. Чужой руке к ней прикасаться не следует. А рад я только тому, что теперь ты будешь у нас хозяином. Видишь ли, Дмитрий Григорьевич, я с большевиками в некоторых пунктах расхожусь, но это не мешает мне видеть, что вашей партии теперь нужны люди своеобразные, особенные, молодые. И эта вещь мне начинает нравиться.
Черемисов. А что такое они должны из себя представлять, ты знаешь?
Жданович. Догадываюсь. Но люди не сапоги. Их не сошьешь по номеру. Само время даст своих современных ему людей…
Черемисов (раздумье). Хозяин… Старый завод я еще потяну, а вот строительство, боюсь… провалю.
Жданович. А тебе не дадут провалить. Ты сам увидишь.
Является Люшин с велосипедом.
Слушай, штатный доносчик, новому директору также будешь доносы на меня писать?
Люшин (бесстыдно и ласково смеется). Резкий у вас язык, Евгений Евгеньевич. Информация — мать оперативности.
Жданович. Информатор… (Черемисову.) Он однажды написал Кряжину донос на меня на восьми листах, а тому, видно, читать надоело… Кряжин взял и прислал мне всю бумагу с резолюцией: «Разберись сам». Ни на одной комедии я так не смеялся, как при чтении этого сочинения. А вот в партком ты не пишешь. Там не берут?
Люшин. Евгений Евгеньевич, я же политики не касаюсь. Моя обязанность — консультировать производство.
Черемисов. На производство и пойдете, Люшин. Мне консультанты не нужны. Я сам производственник.
Люшин. Воля ваша. Только я рекомендовал бы вначале присмотреться.
Черемисов. Разве я сюда приехал из Китая? Жданович (Люшину). Спокойной ночи, приятных снов. Люшин. Мое почтение и всякое уважение. Счастливо оставаться. (Ушел.)
Жданович. Гнать его надо.
Черемисов. Посмотрим!
Жданович (с удовольствием).
Черемисов. Только на картинках.
Жданович. Вообще ты с женщинами не горяч.
Входит Месяцев.
Черемисов. Эх, дорогой! (Месяцеву.) Ты еще зачем явился?
Месяцев. Ангелина Тимофеевна послала.
Черемисов. Миньярова не видел?
Месяцев. Они с Кряжиным о чем-то толкуют… ссорятся будто.
Черемисов (легко). Ну, садись. Расскажи, Месяцев, как ты женился?
Месяцев. Нет, я вам лучше расскажу, как я сейчас разводился.
Черемисов. Как?.. И ты?..
Месяцев. И? Как это понимать «и»?
Черемисов. Не торопись понимать все «и». Во всяком случае, мы с Кряжиным над своими «и» точки поставили.
Месяцев. Митя, у тебя, видать, большие неприятности.
Черемисов. Большие неприятности… Ну, что за дрянь вот этот случай! Какая нищета! Нет, братцы, Горького надо читать, его мещан… окуровских… Что ж они, вымерли все в восемнадцатом году? Нет, неправда. «Большие неприятности»… Ты, Месяцев, чудак! Если бы они были большие, то я бы здесь не распивал шампанское. Не то. Большое — значит высшее. И перед высшим все это пыль и дрянь.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Кабинет Черемисова в новом доме. Мебели немного, и белая комната кажется еще необжитой. Два стола — один чертежный, другой письменный. Диван, на котором спят. Книги на полках и столах. Куски пород, руды, слитки металла. Везде газеты. Прошло три года. Черемисов сделался заметно старше, возмужал, что скорее всего проявляется в его манере. На нем общепринятая в то время полувоенная одежда цвета хаки, белые фетровые бурки. Наташа занимается уборкой.
Черемисов (на пороге). Наташа, как же вы сюда проникли?
Наташа. Извините, Дмитрий Григорьевич, я шла Месяцева уводить домой. На заводе до третьих петухов, встает в шесть утра. У вас по окнам свет, решила — заседание. Взялась за ручку, дверь не заперта. Где ваша домработница?
Черемисов. Не знаю, декретный отпуск, что ли…
Наташа. Нельзя так жить, товарищ Черемисов, по-моему, здесь года три не убиралось.