Мир без силы. Антология боевой фантастики
Шрифт:
Было также чудно смотреть, как общались между собой пятнадцать человек из разных эр и эпох. Каждый говорил вроде бы на своем языке, но в то же время все понимали друг друга. Чудеса, да и только!
— Теперь вам предстоит выбрать предводителя, — произнес голос. — Его должны признать все. Если хоть один голос будет против, кандидатура не подходит.
*** ГОЛОСОВАНИЕ ***
Наступило молчание. Первым опомнился гасконец. Он вскочил на
— Господа, надеюсь вы не будете возражать, если во главе нашего славного отряда встану я. К тому же у меня есть большой опыт…
— Чтобы мной командовал какой-то плебей! — презрительно сощурился испанец.
— Это надо понимать как вызов? — спросил Ле Конт.
— Командовать буду я и только я! — громадная фигура тевтонского рыцаря воздвигалась перед всеми.
— Но, сударь, я же первым выдвинул свою кандидатуру!
— Заткнись, мозгляк!
Этого вспыльчивый француз перенести уже не смог. Он схватился было за шпагу, но тут между ними вклинился шляхтич.
— Панове, прошу внимания! Давайте устроим турнир. Каждый желающий может записаться и попробовать свои силы. Победитель и станет во главе.
К этому предложению все отнеслись благосклонно. На роль лидера претендовали трое: мушкетер, конкистадор и тевтон. Все остальные занимали нейтральную позицию. Викингу, гунну и центуриону было все равно под чьим началом сражаться. Ниндзя, индеец, сарацин и темник хранили презрительное молчание, пока претенденты на лидерство осыпали друг друга бранью. Сэр Джон, по-видимому, вообще не обратил внимания на спор и пощипывал струны лютни.
Зато поляк оказался в своей стихии. Он перебегал от претендента к претенденту, что-то им втолковывал и утрясал. В конце концов путем жребия определилась первая пара: немец и француз.
Огородили площадку в центре, обговорили условия поединка. Немец требовал биться до смерти, испанец и француз возражали. Пан Спыхальский выступил в роли третейского судьи и принял сторону большинства. Тевтон внешне согласился, но Филька заметил, как сверкнули его глаза.
Гасконец сбросил камзол, взял шпагу и принялся наносить ей уколы невидимому противнику. Гуго фон Шлиппенбах наоборот облачился в доспехи и взял тяжелый двуручный меч, оставив щит и шлем лежать на песке. Повернувшись к своему сопернику, гасконец заметно побледнел и сразу принялся протестовать:
— Но, господа, это не честно! Мое вооружение не соответствует оружию этого господина!
— Ты сам его выбирал, — вполне резонно заметил немец. — Но ты можешь отказаться от поединка и признать меня своим вожаком.
— Ни за что! — гасконец подобрал с земли кинжал, сунул его за пояс, второй взял в руку. Он был смертельно бледен, но отступать не собирался. На губах тевтона играла мрачная усмешка.
— Сходитесь! — скомандовал поляк.
Сидевшие рядом с Филькой центурион и викинг решили заключить пари на исход поединка.
— Ставлю десять сестерциев на тевтона! — азартно стукнул кулаком по песку Клавдий. — Нет, двадцать сестерциев… — он немного поразмыслил и пришел к неожиданному выводу; — Пятьдесят сестерциев
— Против немца ему не выстоять, — викинг прищурил правый глаз, внимательно глядя на противников, кружащихся по ристалищу. — Ставлю пять гривн на немца.
Они полезли в пояса и тут же с досадой обнаружили, что денег у них нет.
— Дьявол! Выигрыш будет мой! — заметался римлянин. — Давай еще на что-нибудь поспорим, а, Эрик?
— Ну, хорошо, — викинг почесал в затылке, потом радостно улыбнулся. — Давай на щелчки? Я ставлю два щелчка на немца.
— Фу, — презрительно скорчил губы центурион. — Ладно, тогда так: два твоих щелчка против трех моих оплеух. Идет?
— Годится!
Спорщики хлопнули по рукам, Филька разнял. Каждый из них тут же принялся поддерживать своего фаворита.
— Гуго, вперед! — ревел сын Олафа. — Дай по башке этому хлипаку!
— Франсуа, ты будешь нашим вождем! — орал центурион, — Держись крепче, не поддавайся этому дубиноголовому!
Поневоле Филька тоже втянулся в их азартное боление. По правде сказать, ему был более симпатичен француз. С немцами были связаны не очень приятные воспоминания. Но он реально смотрел на вещи и видел, что французу с его легким вооружением не устоять против тяжеловооруженного тевтона. Так оно и вышло.
Судя по всему, француз мог рассчитывать только на неповоротливость противника и два своих кинжала. Некоторое время он избегал своего противника, кружа вокруг него, пока судья не объявил ему предупреждение за пассивное ведение боя. Тогда он пошел в отчаянную атаку.
Сделав ложный выпад шпагой, он быстро вскинул руку с кинжалом. Но немец был настороже и без особого труда уклонился от брошенного в него оружия. Француз быстро выхватил из-за пояса второй кинжал, но воспользоваться им не успел. Немец решил исход поединка в свою пользу очень быстро и решительно: до сего момента он сжимал меч двумя руками, что, естественно, сковывало его движения, потом он вдруг перехватил его одной рукой, сделал выпад и достал грудь француза, едва не сбив того с ног.
Гасконец проворно отскочил назад и на секунду расслабился, опустив глаза на рану. В этот же миг немец метнул в него меч. Широкое лезвие пробило бок французу, повалив его на землю. Пан Спыхальский хотел было объявить поединок законченным, но немец быстро подбежал к поверженному противнику и нанес решающий удар кинжалом, француз испустил дух.
С высоко поднятым мечом немец обошел круг. Разочарованный Клавдий Лукулл подставил лоб викингу. После двух щелчков у него на лбу вспухла порядочная гуля. Потирая лоб, центурион буркнул:
— Если бы я тоже поставил на немца, какой же тогда спор получился бы?
— Можно было бы поспорить, через сколько времени он его положит, — добродушно произнес викинг, любовно созерцая дело своих рук на челе римлянина.
— А если гасконец победил бы? — возразил центурион, Филька бросил взгляд на испанца. Тот не особо стремился поднять брошенную немцем перчатку, а тевтон торжествующе ходил по кругу и громко вызывал желающего испытать доброй немецкой стали.