Мир до и после дня рождения
Шрифт:
Странный тип, с коротким «ежиком» на голове, вставший за ними в очередь за билетами, проявлял откровенное нетерпение. Холодно-равнодушным тоном вначале — «сэр, это, сэр, то» — администратор подогрел интерес Лоренса к матчу несколькими многозначительными намеками, посетовал, что ставки невысоки, и посоветовал, чтобы не потерять деньги, поставить их на О’Салливана.
— Будущее за Ронни, приятель!
— Послушайте, — сказал Лоренс, — а нельзя ли отправить записку Рэмси Эктону?
— Мы похожи на офис королевской почты?
— Вы уже закончили, мистер? — не выдержал мужчина за спиной. —
— Прошу, прошу! — воскликнул Лоренс. — Я всего лишь хотел выяснить. Спасибо. — Он подхватил оплаченные билеты и вновь обернулся. — Сожалею, что заставил вас ждать!
Лоренс мог бы настойчивее расспросить о возможности связаться с Рэмси, но ради такого пустяка не стоило унижаться.
Зная его пристрастие к критике всех и вся, Ирина должна была остановить, его пока не поздно.
Пурбек-Холл оказался вполне просторным изнутри, поэтому, когда они нашли свои места, Ирина никак не могла понять, в чем причина ее внезапной клаустрофобии. Она воспользовалась любезно купленной для нее Лоренсом программкой и открыла ее лишь для того, чтобы иметь возможность не смотреть ему в лицо. Она не могла избавиться от чувства давящего напряжения, ощущала себя связанной. Когда Лоренс потянулся, чтобы убрать упавшую ей на глаза прядь волос, она едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть его руку. И только когда в зале появился Рэмси, Ирина поняла, что это не просто сомнительная поездка в Борнмут в плохую погоду с целью поприсутствовать на спортивном соревновании, тогда как с большим удовольствием она осталась бы дома и продолжила работать. Это настоящая катастрофа.
Катастрофа, как следствие столкновения двух объектов, пытающихся занять одно пространство. При виде Рэмси она ощутила ошибочность происходящего — этого не может быть, как невозможно присутствие на собственных похоронах. Внезапно пугающее чувство померкло, как иногда отступает тошнота в период самого начала болезни.
Вчера вечером она смотрела на Рэмси по телевизору без грусти, не испытывая при этом томящего желания, но, прислушиваясь к себе, понимала, что ей приятно его видеть. Теперь же, освободившийся из клетки экрана, он манил к себе, вызывая страстное желание подойти ближе и положить руки на его узкие бедра. Пока Рэмси оценивал положение шаров на столе после окончания серии О’Салливана, перед ее мысленным взором выстраивалась картина: как гармонично дополняли бы ее ягодицы изгибы его фигуры. Голова перестала быть частью одеревеневшего тела и отказывалась прервать фантазии о том, как она просунет руки под рубашку, пробежит пальцами по рельефной спине, ощущая прикосновение тонкой накрахмаленной ткани. Она сходит с ума. Этого не должно случиться.
То влечение к нему в июле было глупым, предательским результатом неумеренно выпитого; но сейчас она была трезва. Июль необходимо вычеркнуть. Она будет чувствовать себя полностью уничтоженной, как если бы после пяти лет борьбы врач сообщил ей, что смертельная болезнь опять вернулась.
Поразительно, как Лоренс мог ничего не заметить. Однако он не собирался отвлекаться от игры из-за того, что у его партнерши случился тяжелый сексуальный приступ, вызвавший — и это, скорее всего, было заметно — резкий прилив крови к голове. Первой мыслью было сослаться
В молодости Ирина всего несколько раз пробовала наркотики — экстези, мескалин, редко курила травку, избегала героина, крэка и метамфетамина, но представление о действии имела. Она оказалась человеком восприимчивым к этим вызывающим зависимость веществам и сделала вывод, что для каждого существует свой наркотик, от которого потом будет невозможно отказаться, за который вы будете готовы продать душу — и все остальное. Только попробовав, можно определить, какая доза вызовет привыкание. Но, попробовав, даже один-единственный раз, отказаться вы уже не сможете. Таким образом, единственная возможная защита — отказ. Желая избежать невероятного блаженства, она была готова развеять горсть таблеток по ветру.
Но здесь был Рэмси Эктон. Подготовленный в лаборатории комнаты отдыха наркотик в специальной капсуле — единственный, от которого Ирина Галина Макговерн не могла отказаться. У нее было предчувствие еще в июле, когда она уловил лишь легкий аромат из приоткрытого флакона. Уже тогда она поняла, что это именно то пьянящее вещество, которого она избегала всю свою жизнь.
Несмотря на сумбур в голове, для определения счета игры ей не надо было смотреть на монитор над головой — она с легкостью все угадывала, открыв для себя язык тела Рэмси.
Он шел к победе. Движения кия рисовали схему игры; ни один мускул, не задействованный при ударе, не дрогнул. В моменты отдыха он был изысканно спокоен, воздерживался даже от глотка воды. Прошлым вечером на экране Рэмси выглядел поникшим, словно ему было плевать на происходящее. Похоже, сейчас он становился прежним, хотя обращал внимание не столько на качество, сколько на количество производимых ударов, которые один за другим приближали ее к победе. Он заставил себя заинтересоваться игрой — подвиг, если задуматься, проникнуться движением маленьких шариков на зеленой поверхности, их отскоками и столкновениями с целью лишь провалиться в лузу.
Лоренс неистово аплодировал после каждого фрейма, очевидно в надежде привлечь внимание друга к присутствующей в зале паре. Ирина же, напротив, вжалась в кресло во втором ряду и молилась, чтобы свет прожектора не выхватил их лица из толпы.
Перерыв и временное исчезновение Рэмси из поля зрения стали для нее невероятным облегчением. Несмотря на прохладу в зале, лоб ее был влажным от пота. Сидеть рядом с Лоренсом было сродни занятиям аэробикой. Несмотря на громкий выкрик Лоренса: «Рэмси!», их друг, не оглянувшись, скрылся в проходе.
— Фантастический матч, — заявил Лоренс. — Голову даю на отсечение, О’Салливан поплелся в комнату отдыха, чтобы орать во всю глотку.
Ирина странно на него посмотрела. Нет, он не говорил на непонятном иностранном языке — она понимала каждое слово, — но не могла собрать слова в предложение, которое имело бы смысл. Сердце колотилось, кожа горела, в голове крутились такие кадры, что их можно было бы показывать только по каналу для взрослых, ей было совершенно непонятно, почему мистер Трейнер говорит о каком-то матче по снукеру.