Мир Формулы-1 изнутри
Шрифт:
Никто и не подозревает, чего ему это стоит, — человеку, чья нога так и не зажила полностью после тяжелой аварии в Монако. Более того, когда он толкал машину, развалилась прокладка на выхлопной трубе. Теперь горячие газы обжигают его правую ногу.
Наполовину без сознания от боли он все-таки едет круг за кругом, и он сумел стать третьим, и теперь окончательно, чемпионом Европы 1938 года.
Победа досталась соперникам: впереди великий мастер Тацио Нуволари на Auto-Union.
Внутри я от всего сердца радуюсь за этого честного спортсмена, человека с головой римлянина и жестко обтянутым кожей лицом, вечного
Дик Симэн стал первым, на кого обрушился мой наигранный гнев. Этот дылда, бесхитростно улыбаясь, подкатывается ко мне после гонки и говорит, — Ну что, господин Нойбауэр, — мы снова устроим сегодня вечером шикарную вечеринку?
— Еще чего! — злобно пыхчу я, — идите к черту — поняли?! Я иду с моей женой на ужин в «Ла Грочетта». Но вдвоем – и баста!
И это я сообщаю каждому, кто заговаривает со мной по поводу вечеринки. Затем я, метая громы и молнии, удаляюсь.
Надо вам сказать, что гоночный народец не относиться к печальным. Вечеринки и праздники стоят у нас не на последнем месте.
Парни из Auto-Union, например, разработали свой собственный ритуал. Каждый год, когда подписываются договора с гонщиками, каждый из «четырёх мушкетёров» из Auto, должен угостить трех своих коллег «любовной трапезой». Тогда они собираются вместе: темноволосый великан Руди Хассе, бедовый парень Х. П. Мюллер, молодой петушок из Швейцарии Кристиан Каутц и старый, мудрый Тацио Нуволари.
И вперед — в ближайший роскошный ресторан. Теперь официантам не будет покоя. Заказы из всего меню: закуски, основные блюда, десерты, кило устриц, миска икры, шесть порций персиковой «мелба» [9] , лучшие вина. И без оглядки на цены...
9
Pfirsichmelba — особый вид ванильного мороженого с персиками, для гурманов, имевший очень сложный ритуал приготовления и крайне дорогой.
Только хозяин этой «любовной трапезы» имел право за каждые 500 марок вставить себе в пелицу по красной гвоздике.
Я хорошо помню, как перед гонкой в Милане обнаружил этих четырех парней в ресторане «Джанити» вяло лежащих на стульях, перед длинным рядом пустых тарелок и бутылок. Только один был еще годен для разговора: «хозяин поля» Тацио Нуволари. На его губах играла гордая и счастливая улыбка, а из его петлицы торчали три красные гвоздики. На четверых они уже проели и пропили 1.500 марок.
— Бог ты мой! — сказал я, — Тацио, парни еще доведут Вас до банкротства!
— Не бойтесь! — лукаво улыбается он, — завтра в гонке я получу свои деньги обратно. В виде призовых!
Вот таким он был — Тацио Нуволари...
Однако нам, «мерседесовцам», тем вечером 11 сентября 1938 года нечего праздновать. По крайней мере, так думаю я — и отправляюсь со своей женой Ханзи в «Ла Грочетта». Едва мы проглотили закуски, омлеты по-флорентийски, и запили их огненным «Кьянти», как открывается дверь, и Херманн Ланг просовывает
— Посмотри-ка, — делает он удивлённый вид, — наш господин Нойбауэр, — какое совпадение!
Он сразу же садиться за наш столик и заказывает обширный ужин для себя и своей кудрявой жены — Лидии.
Ну что вам сказать... в течение получаса ресторан полон до отказа! Один за другим притащились: инженер Уленхаут, наш гениальный конструктор, со своей очаровательной «лучшей половиной», Манфред фон Браухич в тропическом смокинге, Карачиолла, слегка прихрамывая и опираясь на свою жену «Бэйби». К этому — еще несколько директоров и других представителей нашего итальянского филиала.
И, конечно же, Дик Симэн с блондинкой Эрикой.
Все что-то бормочут по поводу «совпадения», садятся и заказывают в манере, показавшейся мне немного наглой. Даже «Каратч», который обычно трясётся над каждым пфеннигом, сегодня ведет себя так, как будто его угощают.
— Ну, — думаю я, — посмотрим на их лица, когда придёт время раскошеливаться...
Когда часы показывают двенадцатый час и моя жена дёргает меня за рукав, потому что пришло время закругляться, Каратч интересуется у меня с невинной миной, — Дон Альфредо, этот обед ведь за Ваш счет?
— Как бы ни так, — отпираюсь я. — Когда кто-то покрывает себя такой славой, как вы в сегодняшней гонке, то и думать забудьте о торжестве за счет фирмы!
Эту сцену надо было видеть! Это был настоящий бунт! Я как раз собираюсь покинуть поле боя, когда Широн, великий гоночный ас из Монако, громко шепчет мне на ухо: «Дорогой монсеньер Нойбауэр, я знать одну причину для праздник... Дик Симэн сегодня обручаться со своей Эрикой!»
Пока я еще колеблюсь, но моя жена странно на меня смотрит. А когда у Ханзи такое выражение глаз, я сразу начинаю заикаться. И никак не могу сказать «нет».
И это была длинная, веселая ночь...
[…]
Четырьмя неделями позже [10] , 22 октября 1938 года все-таки состоялась гонка в Доннингтон-парке. Это был мокрый, промозглый день. Мы все снова здесь: члены команды Mercedes и Auto-Union. На мачтах развиваються флаги стран-участниц: «триколор», «юнион-джек», итальянский и, конечно же, немецкий.
Только что я с радостью прижал к своей широкой груди друзей, нашего Дика и его златовласую Эрику. Для Дика сегодня важный день. Он должен принимать Его Королевское Высочество герцога Кентского, младшего брата короля.
10
Позже, чем планировалось изначально. Гонка перенесена по причине Судетского кризиса.
Герцогу объясняют устройство машины и мотора. Он немного легкомыслен и просит Дика проехать с ним парочку пробных кругов.
Во время первого круга герцог еще машет народу. Во время второго он крепко держит свою шляпу. Во время третьего его почти не видно.
Когда они остановились перед боксами, у герцога слегка подкашиваются ноги. Не каждому нравиться мчаться через повороты в гоночном темпе. У господ из свиты волосы встают дыбом, но герцог храбро улыбается: «Это было великолепно, мистер Симэн».