Мир Гаора
Шрифт:
Что это такое, он не знал, хотя слово звучало вполне по-нашенски. Кто-то из женщин охнул, и он понял, что наказание серьёзно.
– Вперё-ёд!
– заорал хозяин, - бего-ом... марш!
В указанном направлении был огород и стоящий на отшибе маленький сарай, который он первоначально принял за запасное отхожее место, и уже решил, что их заставят чистить выгребную яму, что неприятно, даже позорно, но не смертельно. Но сарай оказался порубом или подземной тюрьмой. Вернее, глубокой, в два человеческих роста ямой, выложенной изнутри бревенчатым срубом, с земляным полом, ещё одной ямкой в углу вместо параши и решетчатой крышкой. Размер ямы позволял лечь по диагонали. Хозяин откинул крышку, велел им раздеться, потом
– Разглядел?
– спросил хозяин, дав ему постоять на краю ямы.
– Пошёл вниз.
Он замешкался и тут же получил сильный удар в спину, от которого не так спрыгнул, как упал вниз. Мгновением позже на него упал Джадд, хозяин захлопнул крышку и лязгнул ключом в замке.
– Сколько сидеть, хозяин?
– успел он крикнуть.
И услышал.
– Пока не выпущу.
Стоя на дне ямы, они услышали, как хозяин вышел и запер снаружи дверь сарая. Какое-то время они стояли молча, словно не могли осознать до конца случившееся. Полной темноты не было: сарай достаточно щелястый, и когда глаза привыкли к сумраку, он смог оглядеться. Училищный карцер был, пожалуй, попросторнее, не говоря об одиночке для первичной обработки. Агрр стоял, прижавшись к бревенчатой стене, и так же зорко наблюдал за ним. Продолжать драку почему-то не хотелось. К тому же он успел оценить силу и вёрткость противника, а в тесном пространстве поруба наиболее вероятным исходом была смерть обоих.
– Ну, - нарушил он молчание первым.
– Ты воевать, - передразнил он аггра, - ты раб. Теперь что скажешь?
Аггр осторожно пожал плечами, сплюнул кровь из разбитых губ и ответил.
– Ты раб. Я раб. Что ещё?
– Раб, - повторил он, - я раб.
До него будто только сейчас, через два с лишним года, после двух торгов и сортировок, после всех бесконечных порок и избиений дошло наконец, кто он. И повернувшись к аггру спиной, он, бешено хрипя эти слова, бил кулаками по скользким брёвнам, пока не опустился на землю в изнеможении, понимая, что никто никак и ничего изменить уже не может. Кажется, он даже заплакал. Аггр всё это время молчал, сидя на корточках у другой стены. Его смуглое лицо почти сливалось с темнотой, и только по блеску глаз можно было его определить...
...Гаор невольно улыбнулся воспоминанию. Говорят, совместная драка делает друзьями, сидение в порубе тоже...
... Они долго сидели молча, каждый в своем углу. К ночи, о которой они узнали по сгустившейся темноте, им принесли поесть. На верёвке через решётку кто-то - им снизу было не разобрать лица - спустил корзинку с двумя горбушками хлеба и маленькой корчажкой воды. Они взяли хлеб, передавая друг другу корчажку, напились, опустевшую корчажку поставили в корзинку, и её сразу вытянули наверх.
– Пошёл, - сказал наверху хозяйский голос, - живей, а то третьим окажешься.
И хлопнула наружная дверь.
– Это нет смерть, - тихо сказал аггр.
– Да, - согласился он, - не смертельно. Ты... был уже здесь?
– Здесь нет, - ответил аггр, - лагерь да. Там бетон. Вода нет. Хлеб нет. Там смерть.
Он кивнул. Про лагеря для военнопленных ходили кое-какие довольно мрачные слухи, но он им не то, что не верил, а повторял расхожее: "А с нашими они что творят? Огонь справедлив", - и тут же забывал об услышанном. А о том, что творили аггры с попавшими в плен, он знал, как все, и даже больше. И не понаслышке или из полковых газет, им он уже тогда не верил, а видел, сам, своими глазами: публичные казни пленных были любимым развлечением аггров ещё в Вергере. Когда для устрашения осаждённых демонстрировали им, что с ними будет. С тех пор он и боялся плена больше всего. Интересно, а где Джадд попал в плен?
–
– Да, - помедлив, отозвался аггр.
– Ты где попал в плен?
Джадд произнёс странное гортанное с придыханием слово, которое он не то что понять, даже повторить не мог.
– Где это?
Джадд не ответил. И после долгого молчания спросил сам.
– Ты воевать где?
Он перечислил.
– Вергер, Алзон, Валса, Малое Поле, Чёрное Ущелье.
Джадд не понял его. Вернее, как он довольно быстро сообразил, аггр эти места называл по-своему. Но как? Может, они и в самом деле воевали в одних местах, но понять это невозможно, названия не совпадали, не были даже похожими.
– Ты пехота?
– спросил Джадд.
– Да. А ты?
Джадд ответил опять непонятным словом, а потом очень похоже изобразил звук летящего снаряда.
– Артиллерия?
– догадался он.
– Да, - сказал Джадд.
Он кивнул. Они не видели уже друг друга в сгустившейся темноте и говорили, обращаясь в темноту, как сами с собой...
...Гаор посмотрел на карту, проверяя себя. Нет, всё правильно. Теперь ему в тридцать первый посёлок. И там он заночует. Дезертиров больше нет, во всяком случае, он о них не слышал.
...А с Джаддом их тогда продержали в порубе трое суток. Для тепла они спали, прижимаясь друг к другу спинами, говорили мало, больше молчали, но если говорили, то правду, не увиливая. Чего им, двум сержантам - он помнил названия аггрских чинов, и им удалось выяснить звания друг друга - ставшим рабами, скрывать друг от друга? Он не выдержал, спросил Джадда о его семье. Джадд долго молчал, а потом заговорил теми же короткими рублеными фразами, делая большие паузы, будто давая ему время понять или подбирая слова. Так он узнал, что Джадд - не настоящее имя аггра, а прозвище. Что своё имя он, попав в плен, скрыл, притворившись потерявшим память при контузии. За что отсидел двое суток в бетонной яме, и не умер, потому что кто-то донёс, что он был сапожником, и его выпустили чинить охране обувь. И он очень надеется, что его имени так и не узнали и не сообщили на ту сторону. Потому что у аггров пленный - это предатель, и если он просто пропал, то семья осталась без пенсии и прочего, а если в плену, то семья за него ответит.
– Джадд, война кончилась.
– Закон нет конец.
С этим Гаор согласился. И спросил про остальных пленных. Ведь он даже не слышал, чтобы пленных делали рабами, будь Джадд не один такой, в камерах отстойника об этом бы знали. А там даже слова такого - аггры - не слышали.
– Шахты, - ответил Джадд.
Так же просто и прямо он ответил на вопросы Джадда, о том как сам стал рабом. Что понял из его рассказа Джадд, осталось ему неизвестным: никаких эмоций по поводу того, что родной отец продал сына в рабство, аггр не выразил. То ли не понял, то ли не удивился.
На третий, по его подсчётам, день в яму скинули лопаты, и хозяин велел им засыпать свою парашу и вырыть новую у другой стены. А когда они выполнили приказ, им спустили лестницу и велели вылезать. И они невольно на мгновение замялись, уступая друг другу.
Наверху хозяин оглядел их, жмурящихся от яркого бьющего в раскрытые настежь двери сарая солнечного света, и удовлетворённо хмыкнул.
– Ну, поумнели, или добавить?
Они промолчали, но хозяин счёл их молчание ответом и погнал в баню, пригрозив напоследок, что ещё одна драка, и оба пойдут на шахты. А что у хозяина слово с делом не расходится, он уже знал. Баня оказалась натопленной, как раз мылись мужчины, и когда они ввалились туда, их встретили... ну не как победителей, но очень сердечно, отогрели, пропарили, чтоб кровяница после поруба не прицепилась. Тогда-то он и понял окончательно, что же это за наслаждение такое - банька, и почему так тоскуют о ней в душевых.