Мир Гаора
Шрифт:
Он почувствовал, как его отпустили и успокаивающе похлопали по плечу.
– А ничего, - звучали далекие смутные голоса, - привыкает.
– Ничего, на допросах он злобу скинет, нормально будет.
– Подстилка он никудышная.
– Ты сам на какой день прочувствовал? Забыл, как тебя всей сменой учили?
– Ничего, пусть полежит.
– Старший, на сынулек его ставить нельзя, не сработает.
– Не учи.
– Подберут ему клиента.
– Твоя-то какая печаль?
–
– Давайте лопайте, сейчас пойдём.
– А ему?
– Сдурел, Младший? Его ж от пойла если вывернет, то лучше, чтоб пустой был.
Гаор слышал и понимал, не желая понимать. "Лучше бы убили", - с отрешённой печалью подумал он. Что за "пойло" ему должны дать, он не знал, но догадывался, что это как-то связано с "работой", то есть насилием по приказу. В самых страшных россказнях о пресс-камере "губы", о Тихой Конторе, о лагерях пленных он не слышал о таком и подумать не мог, что с ним такое сделают. И что он позволит это сделать. Ну, сержант... и тут же понял, что потерял право так себя называть даже мысленно. Да, его загнали к краю и... и он переступил через край. Стал тем, кого презирал и ненавидел больше всех. Стукачом, палачом и подстилкой. Всё, кончили его, был человеком, а стал нелюдью , всё.
– Вставай, - тронул его за плечо Старший, - пора.
Гаор тяжело повернулся на живот и, оттолкнувшись скованными руками от нар, встал. Его тут же шатнуло, но он устоял. Старший пытливо осмотрел его.
– Смотри, дурить не вздумай, - строго сказал он, - успеешь в "печку".
– И других за собой не тяни, - кивнул, стоя рядом, Седьмой.
– А если... я... один... буду?
– с трудом выталкивая слова, спросил Гаор.
– Один ты не будешь, - ответил Старший.
– Работаем всей камерой, полной бригадой, и круговая порука у нас, понял, Лохмач?
Гаор кивнул и протянул к нему скованные руки.
– Сними.
– Потерпишь, - отрезал Старший.
– Всё, парни, пошли. Девятый, дневалишь. С Лохмачом...
– Мы, - ответил Новенький, становясь рядом с Гаором и беря его за руку повыше локтя.
– Младший, с другой стороны встань, шатает его.
Лязгнув, отодвинулась дверь, и они общей толпой - без строя, сразу заметил Гаор - вышли в коридор. Старший повернул направо, и они пошли за ним. Белые глухие стены, белый кафельный пол. Зачем-то Гаор запоминал дорогу. Хотя запоминать было нечего. Всё прямо и прямо. И вроде недолго шли, а у него стали подкашиваться ноги, и Новенький с Младшим всё плотнее поддерживали его, подпирая своими телами. В небольшой и тоже ослепительно белой комнате в трёх больших картонных коробках навалом тёмно-серые рубашки, штаны и чёрные матерчатые тапочки. Все быстро с привычной сноровкой разбирали и одевались. Младший помог Гаору надеть брюки
– Старший, а рубашку ему как?
– На плечи накинь, сойдёт. Все готовы? Становись.
"Как в отстойнике", - успел подумать Гаор, с удивлением чувствуя, что ему становится любопытно. О чёрт, неужели и в самом деле, как говорили, кто с чем, а журналист и к Огню с диктофоном заявится и интервью брать будет? Боль была далёкой и посильной. Ну, ноги больно переставлять, ну, саднит горло и кружится голова, но глаза уже видят, и уши слышат, и... о чёрт, неужели он и к этому привыкает?!
Четыре пятёрки выстроились перед стеной. Гаора поставили в третью, в самую серединку. Прищурившись - всё-таки глаза ещё не восстановились полностью - Гаор разглядел тонкую чёрную вертикальную линию по прямой перечеркнувшую белую стену от пола до потолка. Дверь?
Это оказалось дверью лифта. В который они и вошли. Кабина была рассчитана точно, определить везут наверх или вниз, Гаор не успел. Пол под ногами дрогнул, раскрылись двери, и они вышли.
Эта комната была поменьше, а может, и такой же, но здесь вдоль стен стояли выкрашенные белой краской табуреты, в углу белый, как медицинский, столик с какими-то банками и бутылками.
– Предварилка это, - объяснил Гаору Младший.
– Сейчас нас осмотрят, - продолжил Новенький, - и по клиентам разобьют. Ничего, Рыжий, справишься.
– Он не Рыжий, а Лохмач, - вмешался в их разговор Старший.
– Что там у тебя раньше было, забудь как не было. Понял?
Гаор настороженно кивнул.
– Всё, становись, - негромко скомандовал Старший.
Они встали вдоль стен, в углу вдруг открылась неразличимая до этого дверь, и вошли пятеро. В серых полувоенных костюмах, бритые, что-то весело обсуждающие.
– Ага, - сразу остановился один из них перед Гаором.
– Тот самый. И опять живой!
Гаор узнал по голосу допрашивавшего его Весёлого.
– Возьмёшь его?
– спросил другой, шевелением пальца отставляя в сторону пятерых из строя.
– Куда тебе столько?
– поинтересовался третий, рассматривавший Резаного и Шестого.
– Вы двое, ко мне.
– Клиент плодовитый, два сына, три дочки. Как раз.
– Этого ко мне, - подошел к Весёлому четвертый.
– Тоже как раз.
– Не слишком?
– Есть одна мысль.
Отобранные выходили из строя и вставали у других стен уже отдельными группами. По рабочим бригадам - догадался Гаор.
Вошли ещё трое... дознавателей, вспомнил нужное слово Гаор. Весёлый отошёл к ним, а перед Гаором остался "четвёртый".
– Что-то я тебя раньше не видел, - задумчиво сказал он.
– В который раз работаешь?
– В первый, господин, - ответил за Гаора Старший.