Мир, где меня ждут
Шрифт:
Или у меня на фоне горя всё теперь сводится к конкретному пессимизму. Жаль, что правило «подрочи и всё пройдёт» здесь не работает. Я уже пробовал.
Единственное, чем я мог себя развлечь, так это сжечь нахуй один корпус, который когда-то пообещал уничтожить, стерев с лица земли зло, что в нём обитало. Потому, когда мы подошли к столице, во вторую ночь я выбрался в самоволку.
Поздней ночью, когда луна ярко светила, позволяя идти без фонарика, я спокойно пересёк лагерь. Кивнул охранникам, что, сначала насторожившись, увидев меня тут же расслабились и расступились, вышел в палаточный
Тишина.
Теперь я искренне ненавижу тишину, так как мои мысли становятся слишком громкими. Такими же, как Эви, которая во время слишком громкого смеха начинает похрюкивать.
Я шёл, наверное, около получаса через лес, который выглядел глухим, но на деле едва ли не являлся парком. Кстати, помню, после сражения у крепости произошёл ещё разговор с мужем Мамонты - Юсуфом. Не самый приятный разговор, который тем не менее прошёл довольно мирно, хоть и неприятно для меня.
Долбоёб высказал мне претензии, зачем было отправлять туда Мамонту.
Смотрел на меня тяжёлым взглядом из-под бровей, словно это я был виноват.
– Я даже похоронить её не могу теперь, - сказал он мне тогда. Некоторые от горя путают берега и забывают, кто они есть и за что им платят. Я едва не вышибил ему мозги после этих слов, чтоб напомнить, кого не могу похоронить я сам.
– И что? – взглянул я на него. – Тебя мне чо, обнять?
– Зачем?
– Зачем отправил её туда? Юсуф, ты теперь решаешь, кого и куда отправлять?
– У нас остался ребёнок. Без матери, - он обвинял меня. Я чувствовал обвинительные нотки в его голосе. И по глупости, не сдержавшись, я брякнул прежде, чем успел остановиться.
– У тебя хотя бы ребёнок остался. Смотри, чтоб у ребёнка после таких слов остался и отец.
Не хотел я выносить свою боль на всеобщее обозрение, но вынес. Просто в тот момент мне стало так тоскливо, что я просто не выдержал. Юсуф понял, что сказал – позже подходил извиняться, но ситуацию это не исправило, мне легче не стало. Вот если бы я его убил…
И почему люди думают только о себе? Считают, что им больнее всего? Типа самыми несчастными? Я даже не уверен, что Юсуф был искренен со мной в этом плане. Скорее всего для галочки попросил прощение. А ведь у него действительно жив ребёнок, когда у меня все померли, он это понимает!? Или ебанулся в конец?!
Идя по лесу и вспоминая это, со злости я схватил какой-то тяжёлый булыжник, поднапрягся и швырнул его в ближайшее дерево. Мышцы отозвались на это усилие приятным, немного успокаивающим напряжением. Булыжник с глухим стуком ударился об ствол. Вслед за ним полетел булыжник побольше, точно так же врезавшись в дерево. А потом ещё раз. И ещё.
Физическая нагрузка, как и крики с плачем имели одинаковый результат – становилось немного легче, словно вся энергия внутри находила выход. Потому, едва ли не крича, я начал хватать всё подряд и кидаться в стоящее передо мной дерево.
Не-на-ви-жу! Я блять ненавижу всё на свете! Чтоб всё на хуях крутилось! Чтоб блять все нахуй сдохли! Чтоб всё горело в огне и никогда нахуй не восставало
Мысленно проклиная всё на свете, я бросал и бросал всевозможные вещи, словно выполняя зарядку. Или, вернее, разрядку, чувствуя, как вся негативная энергия уходит из меня, как и выносливость, которую я тратил на это бесполезное занятие. Обычно я бегал дохуя и больше, пока едва ли не падал, чтоб отпустило, но сейчас и это сойдёт. Так что летело всё: брёвна, камни… Эви…
– Отпусти! Отпусти! Не бросай меня в дерево! – запищала она, когда на ярости я подхватил следующую первую попавшуюся вещь, уже собираясь её бросить туда же, куда отправил все остальные. – Отпусти меня!
– Оу… привет, Эви, - слегка удивился я тому, кто оказался у меня под горячей рукой, опуская её на землю. Я так увлёкся процессом, что подхватил её, даже не задумавшись о том, что оказалось у меня в руках. – Ты… ты что здесь забыла?
В ночнушке: длинном белом сарафане до лодыжек и на лямках без рукавов, она выглядела маленьким жутким ангелочком посреди леса.
– Увидела, как ты идёшь в лес и решила проследовать за тобой, чтоб ничего не случилось. А ты меня чуть в дерево не бросил! – хмуро посмотрела Эви на меня. – Ты уже с ума сходишь?
– Увлёкся, - пожал я плечами. – Пар выпускаю. Ты так неудачно попала мне в руки…
– И помогает?
– Немного. Это знаешь, выпустить энергию, прокричаться или что-то в этом роде…
– Я знаю, о чём ты. Я обычно тоже занимаюсь подобным, когда хочется выпустить всю злость – магией стреляю или делаю какие-то бессмысленные, но тяжёлые вещи, однако… - она красноречиво посмотрела в сторону универа. – Я знаю, что находится в той стороне. Зачем ты туда идёшь?
– Надо закончить кое-какое дело, - совершено спокойно ответил я. – Завтра или послезавтра мы подойдём к замку, потому хотелось бы доделать все дела здесь.
– И… какое дело ты хочешь закончить в университете?
– Сжечь их музей, - не моргнув глазом ответил я, чем вызвал удивлённый взгляд Эви. Явно не этот ответ она ожидала услышать от меня.
– Но зачем?
Зачем? Ну… это тяжело объяснить.
– Я думаю, что иногда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - ответил я ей и махнул рукой. – Идём.
Мы дошли до забора, что вёл на территорию универа. Сейчас, ночью, если нам кто и повстречается, то только охранники, так что можно было не париться поэтому поводу.
Закинув Эви себе на плечи, я без особых проблем подпрыгнул, потянулся на заборе и перелез на другую сторону. Здесь меня встретили ровно подстриженный газон, поляна до корпусов без единого куста или дерева, которая совершенно не изменилось за то время, что меня здесь не было.
Я испытал довольно сильный прилив ностальгии, который буквально заставил щемиться сердце, словно у меня умер ещё кто-то из близких мне людей. Просто… то время в универе было действительно спокойным и умиротворённым местом, когда войны как таковой ещё не было, никто не умирал в огромных количествах и никто ни с кем не воевал. Я не жалел о том, что начал, просто… Ностальгия, одним словом.