Мир хижинам, война дворцам
Шрифт:
— Любовь с первого взгляда! — воскликнул он. — Коханье… милосць… Цлам рнчки! [34]
Но приятную беседу прервал телефонный звонок.
Панна София сняла трубку, и лицо ее побледнело. Командир первого батальона полуботькоцев извещал с Караваевских дач, что казаки отказались ехать на фронт, а паны Грушевский, Винниченко и Петлюра во всю прыть мчатся в Центральную раду.
— Что случилось, мои волшебница? — полюбопытствовал барон Нольде. — О! — беспечно махнул он рукой, получив информацию. — Пусть это не тревожит мою чаровницу! У нас на фронте такие вещи происходят каждый день. В
34
Любовь. Целую ручки! (польск.)
— То правда?
В эту минуту у подъезда зафыркала машина и в кабинет пулей влетел Петлюра, за ним Грушевский и, наконец, с обиженным видом вошел Винниченко: было все же досадно, что инициативу ликвидации бунта взял на себя Петлюра.
— Пан генеральный секретарь! — доложила секретарша. — С фронта прибыл и отдал себя под высокую руку Центральной рады выдающийся специалист по контрразведке и борьбе против бунтовщиков.
Нольде вскочил со стула и отрекомендовался, вытянувшись «смирно»:
— Поручик барон Нольде к нашим услугам!
— А! — Петлюра оглядел стоявшего перед ним офицера с головы до ног.
Контрразведка — верно! Как же это ему до сих пор не пришло в голову? Барон? Тоже, кстати, Во–первых, очень приятно, что и украинская нация имеет своих баронов. Во–вторых, ему, Петлюре, кобыштанскому голоштаннику, — отдавать приказания аристократу–барону! Гм! В конце концов, это тоже составляло мечту его жизни.
— Приступайте? — приказал Петлюра. — Сейчас мы с вами поедем к командующему округом. Свяжитесь с его старшим офицером Боголеповым–Южиным. Панна София, выпишите барону Нольденко удостоверение, что он является начальником контрразведки.
— Живио [35] ненька–Украина! — воскликнул барон Нольде, тронутый до глубины души.
— Прошу прощения у папа генерального секретаря, — напомнила панна София, подарив барона обнадеживающим взглядом, — но в таком случае необходимо издать предварительно приказ об организации дефензивы при Генеральном секретариате военных дел.
— Пишите! Я подпишу.
Панна София придвинула пишущую машинку и напечатала приказ о создании контрразведки. В книге приказов Генерального секретариата по военным делам он был записан под номером первым.
35
Да здравствует! (искаж. сербск.)
Начальник контрразведки стал «смирно» перед генеральным секретарем.
— Какие будут распоряжения по контрразведке?
— Разыскать и арестовать сына украинского писателя Коцюбинского — большевика!
Приказывать Петлюре приходилось впервые. Но он отдал приказ и уже не сомневался более, что он — истинный вождь.
Наконец–то, кажется, начиналась настоящая жизнь Симона Петлюры.
6
Полю Каракуту тем временем сушила тоска.
Измена возлюбленного поразила ее в самое сердце.
Но
Поля сидела у окна в мезонине на Борщаговской, и, приоткрыв занавеску, печально взирала на синее небо.
То была не печаль, рожденная слабостью, а тоска от переполнявшей ее жизненной силы. Не слезы текли из ее глаз–васильков, а ярость закипала в молодой груди,
Поля поняла, что она теперь ненавидит весь мир, И в этом мире — прежде всего — высокопоставленных особ.
Свою первую девичью любовь она отдала блестящему офицеру. Он сорвал нежный цветок и растоптал его ногами. Свою вторую, по–женски жаркую, прекрасную, как открытие мира, что ни говорите, приятную, но вместе с тем осмотрительную, во имя покрытия греха задуманную любовь она отдала самому обыкновенному человеку, земгусару. Но, получив власть над другими, этот свинопас тоже поступил по–свински…
Поля поднялась, задернула занавеску, подошла к шкафу и открыла его.
В шкафу висели Полины платья: юбки — «шантеклер», кофточки с буфами, английские блузки, платьица с татьянинскими рюшками — наимоднейшая оправа девичьей красы. Но Поля небрежно отодвинули платья в сторону и достала из глубины шкафа, широченные черные матросские штаны–клеш и темно–синюю форменку с голубым воротником, окаймленным тремя белыми полосками. Эту одежду Поля берегла как память об отце, матросе Днепровской флотилии, который дергал ее когда–то за косички, покупал ей карамельки «ландрин», а потом пропал навсегда: призванный на японскую войну, погиб в далеком и холодном Японском море, в бою под Цусимой,
Поля сбросила халат и стала натягивать матросские штаны.
Штаны пришлись впору: Семен Каракута был тонок в талии, настоящий морячок. Потом она примерила форменку. Из зеркала смотрел на нее ладный матросик. Она надела бескозырку — матросик стал бравым. Поля передвинула бескозырку с затылка на бровь, затем с брови на затылок — теперь матрос глядел чертом.
Решено: хватит бегать в клуб анархии только на танцы да на синематограф. Сегодня же она пойдет к Наркису нет, к самому Барону! — и скажет: «Ладно, я согласна идти дорогой битв и побед, за торжество анархии под небом на земле».
Барон с Наркисом давно уговаривали трагическую шулявочку вступить и партию анархистов–синдикалистов. Они говорили: «Появись а организации киевских анархистов хоть одни девушка — и мы сделаем из нее Жанну д’Арк!»
Поля выдвинула ящик комода и достала, маленький пистолет «зауер», калибра семь миллиметров. Этот немецкий трофейный пистолетик она приобрела на Галицком базаре весной, когда, обольщенная штабс–капитаном, решила покончить с собой.
Нет, она не наложит на себя руки! Она станет анархисткой, вооружится бомбой и пистолетом и пойдет… кто его знает куда, но, во всяком случае, туда, где эти бомбы бросают и из пистолетов стреляют в разных высокопоставленных свиней.
Трепещите же, штабс–капитан Боголепов–Южин и генеральный секретарь Симон Петлюра! Поля Каракута идет на вы!..
ПЕРЕМЕНЫ НА ФРОНТЕ
1
Артиллерийская подготовка на участках одиннадцатой, седьмой и восьмой армий продолжалась много часов.
После итого был отдан приказ: наступать!
На Калуш — на отрезке фронта в семьдесят километров — должны были выйти из окопов триста тысяч штыков, триста двадцать один батальон.
Штрафной гвардейский полк лежал на передовой в полном составе, — ему предстояло идти в атаку первой волной.