Мир ходячих мертвецов. Вероятие
Шрифт:
Дышать уже практически не получалось, а менять магазины, было куда сложнее по вине непослушных рук после долгих физических нагрузок. Пока Федор перезаряжал свой ПМ, выстреливший ни один магазин, Максим принял на себя эстафету, обнажив вспотевшую спину от АК-74, выполнявшим по очередное воспламенявшееся шоу.
Покрывшись в чужой смеси не до крови, Катя испустила вой совместно со слезами и хихикающей манерой. Она снова начала теряться в пространстве. Ей, словно молотком, ударили по голове. В глазах все двоилось, а черепа умерших троились, зрачки бегали, а вслед за ними и шея головы, которая хаотично дергалась из стороны
– ЭЙ! ДАВАЙ СЮДА!
Все, как четырехтактный двигатель внутреннего сгорания, в четыре такта восприняли отдаваемое эхо спасителя. Первый такт – крик, второй такт – сработал орган чувства, в данном случае орган осязания. Третий такт – осознание, что не все потеряно, что все-таки еще не все, черт возьми, потеряно. И наконец, четвертый такт – орган зрения, все увидели кричавшего.
Это был очередной кожаный ушлепок, выскочившего с открытой двери ближнего подъезда, якобы, дружескими намерениям, но, а что было делать? Сзади – мертвецы, спереди – возможно старая вражеская группа, творившая самосуд, и член этой банды, который только несколько минут назад пытался убить Максима. Федор первым ринулся к нему, подготовив плечо к неминуемому размаху, но чья-то мощная рука схватила его за дельтавидную мышцу, и заостренное лезвие прошло прямо у носа Кожаного, не дернувшегося даже с места. Федора как футбольный мячик затолкнули внутрь.
– Давай–давай! – крикнул он паре, забежав вслед за Федором в стены завода.
– Я не хочу мороженое – простонала женщина, выдыхая с трудом, находясь в так называемом бреду своего психически расстроенного мозга и стремительно взлетевшей температуры и непокорного озноба. Она продолжала так диалог внутри своего сна, с самой собой, однако вызывалось каждым брошенным ее словом ощущение, что она говорила со своими родителями или друзьями из далекого детства, так как неоднократно слышались разговоры о мальчиках, косметики и первых поцелуях. Первых поцелуях…посреди всего этого хаоса нового мира. Такая неуместная романтика при таких противоположных обстоятельствах.
Федор за несколько часов бессменного караула, привел немного себя в порядок, умывшись в холодной окисленной воде оставленного тазика. Приготовил кружку быстрорастворимого кофе и лучшую пищу на свете – лапшу быстрого приготовления из личного запаса на случай незапланированной остановки где-то посреди очередной заварушки. Перерыл всю квартиру вдоль и поперек в поисках полезного барахла для себя и кроме как затертого армейского ремня, пачки чипсов и несколько вздутых от времени пальчиковых батареек на его ручной слабо светивший фонарик, не нашел.
Кровотечение ему удалось окончательно остановить найденным медицинским жгутом, обнажив обрубок от нависшего куска ткани, пропитанного фонтаном крови. Рану он промыл фильтрованной водой и чистыми тканевыми салфетками, убрав с места сруба всю грязь.
А тем временем, мертвые, наконец, перестали терроризировать подъездную дверь и отвлеклись на новые источники шума живой плоти, которой не посчастливилось забрести в самое логово людоедов. Вдалеке послышались эхом распространившиеся эффектом Доплера одиночные выстрелы и вскоре затихли. Поймали? Сбежал? Или также как и Федор залег на дно?
Федор расхаживал из одной комнаты в другую, бесконечно
Неожиданно Татьяна, вытащив Федора из орбиты личных воспоминаний, крутившихся на пленке, напугала вытаращенными красными глазами, как у человека, встретившего тяжелое похмелье, и подпрыгнула как на пружине на ноги. Правда столь, резкая нагрузка для потерпевшего организма огромные изменения, дала первую трещину, и девушку повело назад и если бы не рука Федора, то она непременно стукнулась об острый угол настенной книжной полки затылком и снова потеряла бы сознание.
– Что случилось? – простонала она, чувствуя, как твердая поверхность под ногами покидала ее и словно она лежала в воздухе, а не на мягком матрасе.
– У тебя мало сил – ответил лишь Федор, передав прозрачный стакан фильтрованной воды в единственную руку.
Придерживая за трясущуюся руку, он помог ей умять обезвоживание. Следом она выпила еще полтора стакана воды и после не долгого разговора они покинули временное убежище под предлогом о взаимной помощи. А именно, Федор по их договору, собирался дать ей болеутоляющее и антибиотики, а она в свою очередь поможет с убежищем, однако, сложилось все, как обычно, не в пользу выживавших, словно вселенная, подкидывала все больше и больше испытаний, таким образом, издеваясь, или эта была обычная карма за человеческие деяния.
– Что за спектакль вы развели? – разозлился один из стоявших с папиросой в зубах, вдыхая и выдыхая никотин.
Этот давно не видевший зеркала, грубый нахал, выражался по последнему слову самыми низкими словами из запаса русского языка, выдавая интеллект совершенно безмозглого человека – дикаря с отсутствующим пониманием простого человеческого взаимоотношения. Так же, этот высокого роста тупица, изо рта которого исходила сама смерть для зубов с характерным запахом запущенного кариеса, не замечал, что все это время пока он матерился, на него злостно смотрел Федор. В глазах словно был ядерный выстрел, а руки, что могли сил, сдерживались, чтобы не налететь на этого подонка и не выбить оставшиеся два целых зуба среди остальных черных.
– Колян, у нас нет времени. Надо вались! – выкрикнул тот, кто принял незваную троицу.
Куривший доверчиво мигнул остальным четверым, и не обратив внимания на своего соплеменника, продолжил:
– Не обисуйте, но вы их сами привели сюда. Теперь вы останетесь здесь, пока мы благополучно уйдем, а вас… – и пошел за остальными – может быть спасут высшие силы. Скажите спасибо, что мы даем вам возможность прожить несколько минут.
За стеклами нависло бесчисленное количество рук, и каждый силуэт навалился один на другого, создавая сильную нагрузку на трескавшиеся немытые годами стекла, за огромным слоем пыли которого звучало неугомонное улюлюканье кожеедов.