Мир колонизаторов и магии
Шрифт:
Напрягая память, я пытался вспомнить карты звёздного неба Южного полушария, найденные мною в монастырской библиотеке, и теперь сверял их изображения с тем, что видел над головой.
Все звезды, нужные мне для вычислений, находились на месте, и я отправился в капитанскую каюту за навигационными инструментами. Зайдя туда, я заметил старого Хосе, который дремал над картами и портуланами. Увидев меня, он встрепенулся и громко зевнул, потянувшись всем телом.
— Эрнандо, тебя разбудили, потому что мы сбились с курса, и моих знаний не хватает на то, чтобы определить, где мы сейчас находимся.
Кивнув головой и подхватив со стола все находящиеся на нем приборы, кроме астролябии, которая у меня и так была, я вышел на палубу. Стоя на ней, я дожидался, когда ветер сорвет очередные клочья тумана, обнажая звёзды и, наблюдая за ними, приступил к вычислениям.
Все созвездия были на месте. Ярко сиял в ночном небе Фомальгаут в Южной рыбе. Южный треугольник, Крест, Муха, Жертвенник, Центавр и Волк, все созвездия находились там, где и было им положено быть. Кроме Фомальгаута, ярко светил и Канопус, облегчая мне вычисления. Ближе к утру я смог окончательно определиться, где мы примерно находимся.
Войдя в каюту капитана, я раскрыл один из магических портуланов и углубился в его изучение, вызывая для надобности любую точку, которая меня заинтересовала. Карта была плохая и совсем не такая, как у Гасконца, что затрудняло мне ее понимание.
Капитан в это время храпел на кровати, где лежал, даже не раздевшись, и не сняв сапоги, которые, в отличие от него, были новыми и даже блестели отменной кожей. Пришлось его разбудить, когда я окончательно понял, что смогу доложить, где мы находимся.
Ткнув пальцем в карту, я сказал.
— Капитан, нас отнесло восточнее, и теперь мы находимся в Саргассовом море, где-то между Бермудскими и Багамскими островами.
Вычислить более точно широту и долготу нашего местонахождения я не смог, по причине отсутствия подобной практики.
— Куда нам теперь держать курс?
Проснувшись, капитан задумчиво смотрел на карту и на ту точку, которую я указал ему, вычисляя что-то в уме. На Бермудских островах находились английские колонисты и туда временами заходили пиратские шлюпы, чтобы стать на ремонт и запастись продовольствием и водой для перехода к побережью Флориды или в Карибское море. Возвращаться на их траверз, следуя по Гольфстриму, значило подвергнуться новому риску схватки с пиратами.
В команде было уже не пятьдесят шесть человек, а тридцать восемь, и многие были серьезно ранены. Повторный абордаж и сражение они бы не выдержали. С другой стороны, судну предстояло пройти пустынные районы Атлантического океана, вдали от торговых маршрутов и возможной помощи.
А запасы продовольствия и воды были не безграничны, особенно воды. И это усугублялось отсутствием островов на пути, где можно было бы пополнить запасы пресной воды. Двигаясь по Гольфстриму, скорость судна могла бы быть больше почти в два раза, чем та, с которой мы будем двигаться по кратчайшему пути к Азорским островам. Но другого выхода не было.
— Навигатор, рассчитать курс на Азорские острова и двигаться этим курсом, — после долгих размышлений
Моя астролябия подсвечивала только мне видимой синей стрелкой путь, по которому следовал корабль. Я корректировал изменения, пока компас, установленный перед штурвалом, не совместился с её стрелкой, после чего я ушёл спать к себе в каюту, основательно устав за ночь и пробегав всё утро.
Остальная команда пыталась установить новую фок-мачту из кусков запасной, но удалось поставить только первые две секции с нижними парусами и фок-брамселями, до фок-бом-брамселей и остальных парусов дело не дошло. Последующие дни потянулись довольно однообразно.
Мы занимались ремонтом парусов, такелажа, сращивали рангоут и заделывали пробоины, проделанные пиратскими ядрами. Выкачивали воду из трюма, проникающую туда из множества щелей, полученных в ходе столкновения кораблей и последующего сражения.
Работы было очень много, если не сказать больше. Я научился уже сносно рифить паруса и их ставить. Людей ощутимо не хватало, и каждые рабочие руки были на счету. Мне приходилось заниматься заштопыванием рваных парусов, отчего руки покрылись грубыми мозолями и несколько раз облезли от морской соли и постоянной работы.
Еда становилась всё хуже и хуже, по мере того, как мы обогнули справа Бермудские острова и, выйдя из Саргассова моря, отправились по Атлантическому океану в сторону Азорских островов, пока, наконец, не стала просто отвратительной.
Каждый день мы стали получать в миске что-то, похожее на кашу — размазню, сделанную из старых гнилых сухарей, пополам с червями, растёртую вместе с мукой из маиса или пшеницы. Раз в неделю команду баловали гороховой кашей, с почти сгнившим салом или куском солёной протухшей рыбы. Если бы не ощутимые потери в людях, мы бы не продержались всё это время и уже принялись бы за крыс, которым тоже нечего было есть.
Сухари уже основательно воняли крысиной мочой, и весь их запас был перебазирован из трюма наверх и уложен в капитанской каюте, в надежде, что их не съедят ни крысы, ни капитан. Ещё хуже дела обстояли с водой. Мы шли уже второй месяц и вода, до этого пахшая затхлостью, постепенно меняла не только свой запах, но и цвет.
Из прозрачной и чистой, она постепенно окрашивалась, благодаря проникшим в неё микроскопическим водорослям, в светло-зелёный цвет, а потом и в тёмно-зелёный. Мои попытки убедить капитана, что в неё надо влить любой очень крепкий алкоголь, который убережёт её от гнили, или хотя бы вино или уксус, потерпели позорное фиаско. Он меня просто не понял. Запасы вина на корабле были, так зачем же им разбавлять ещё и воду.
В конце концов, на второй месяц нашего путешествия, вода приобрела жёлтый цвет гноя и такой же отвратительный запах. Пить её стало совершенно невозможно, даже если зажать пальцами нос. Начались болезни, все стали мучиться животами и поносом. Дизентерия или что-то, на неё похожее, валила всех с ног, кроме особенно крепких моряков, среди которых был и старый капитан, и, как это ни странно, кок.