Мир не без добрых драконов
Шрифт:
Я развлекался, как мог. Дядя в основном лежал или сидел на лежаке, не делая лишних движений, и ел за двоих. Я всегда ел мало, так что половина моей порции доставалась ему. Он впитывал силу — незаметно воруя ее у стоящих за дверью тайлов, из воздуха, у растущей за окном травы, хорошо, что никто не заметил, как она пожелтела и съежилась. Голодный демиург — это не шутка. Меня он не трогал, как Дар выразился, оставил на закуску.
Кормить нас стали лучше — это единственная поблажка, сделанная нам эльфом. Нас больше не беспокоили, на допросы не вызывали, но от тоски хотелось выть на висящее в небе ночное светило этого мира — каменную глыбу с гордым именем Тресса, что в переводе с иллинского значит вечная. Это название я услышал через окно, как и многие другие подробности. Я часами стоял у окна,
На третий день я проснулся еще засветло. После незамысловатого туалета, занял свой пост у окна, на этот раз без определенной цели. Прислушиваясь к зарождающемуся внутри томлению — а я привык доверять своим предчувствиям — я уверился в том, что сегодня, наконец, что-то произойдет. Уходя в никуда, таяли звезды — совсем не такие, как у нас. Хвостатая комета, которую я наблюдал каждую ночь, перевалила за крепостную стену. Уставшие тайлы поплелись в казарму, а на место у ворот встали их товарищи, отдохнувшие, но все еще отчаянно зевающие, беловолосые. Заголосила птица, за ней еще одна, и скоро флаги на угловой башне восходящее светило окрасило красным. Я так и не узнал, как они называют свое солнце. Дара спросить забыл, а теперь это уже неважно.
Только одно волновало меня, успеем ли мы? Ведь времени практически не осталось.
Глава 13
Воспоминания о будущем
Строчка за строчкой, символы, знаки и цифры покрывают лист за листом. Стопка самой дорогой шелковой бумаги с моим личным гербом в правом верхнем углу медленно тает. Не беда — у меня достаточный запас. Я занят. Очень занят. Я не должен отвлекаться…. Очередной лист сжат в плотный комок и отправляется в камин. Я провожаю его глазами. Попал! Огонь словно пробует вначале, что ему дали на закуску, и только через несколько ударов пульса съедает лист без остатка. Яркое пламя вспыхивает, и с треском вылетают в трубу искры.
Где-то там, наверху, лето, в этом году особенно жаркое, мне даже пришлось вмешаться и вызвать ливень — засуха едва не погубила сады. Столица никогда не испытывала недостатка в питьевой воде — но в этом году текущая через город к океану река Оритта почти пересохла. Посланный мной теплый ветер растопил ледники, и река вновь стала полноводной. Это было две лады* назад.
Теперь это неважно. Сколько я здесь? Уже три дня? Я растопил камин — в моем тайном убежище всегда холодно. Сюда, на четвертый уровень подземных лабиринтов можно попасть по известному только мне и моему помощнику ходу. Или порталом — чем я пользуюсь намного чаще. Окон здесь нет и быть не может, на потолке — мощный силовой источник света, заряженный под завязку. Он дает достаточно света даже для самой тонкой работы. Мастерская местного демиурга — вот что такое моя лаборатория. Три помещения: сама лаборатория, где на столах лежат различные образцы и аппаратура, склад, в котором остановлено время, и веками хранятся результаты моих экспериментов, если честно, не всегда удачных. И библиотека, книги в которую я привозил со всех концов вселенной, уникальные, на языках других миров — собственно, в библиотеке я сейчас и нахожусь.
Я взял чистый лист бумаги, и по нему поползла новая строка вычислений. Формулы змеились, иногда вырываясь за пределы белого квадрата. Расчеты, вычисления… все, что угодно, лишь бы не думать, не останавливаться
Я сбежал сюда, как только узнал страшную весть. Тальма мертва. Трусливо оставил Ферена разбираться с делами. Не смог даже войти в наши покои — потому что все там — она: ее вещи, ее любимые цветы с горьковатым запахом осени, и мои воспоминания. Она поехала к отцу сообщить радостную весть — что он скоро станет дедом. Нет, мне нельзя об этом думать, иначе я сойду с ума. Сумасшедший демиург — самое страшное, что может случиться с этим миром.
Так, эта линия не выдержит напряжения, усиление по третьему уровню генерирует энергетическую подпитку потока, но не пропустит материальных предметов. Остается разматериализация. Надо рассмотреть этот вариант подробно…. Может быть, что-то в этом есть…. Посмотрим.
Я должен это сделать. Никто до меня еще не смог, а может и не пытался, проколоть время назад. Остановить — да, это мы делаем легко и просто. Так что я стану первым, и если все получится, наградой мне будет не признание совета, а она… чья глупая смерть не оставила мне выбора. Решай задачу, демиург, может быть, все еще будет хорошо.
Несколько раз, забывшись, я начинал рисовать ее портрет. Лучистые зеленые глаза, мягкие губы и непослушный завиток, который она привычным движением руки заправляла за острое ушко. В мочке на тоненькой цепочке болтался крохотный алмазный колокольчик, весело вызванивая мое имя: Аль…. Словно льдинка падает на дно моей души. Я уже сбился со счета, сколько раз это было. Каждая мысль о ней, каждый взгляд на вещи, которых касалась ее рука, превращается в кусок льда, от которого застывает сердце. Я уже не чувствую боли — все внутри застыло. Нет, я не чувствую ее только потому, что уже сжился с ней — тупой, неблагодарной спутницей горя.
Повинуясь моей воле, портрет исчезает и опять по листу бегут формулы, не оставляя места для воспоминаний.
Всего три оборота счастья — и все потеряно в один миг. Я уже знаю, кто это сделал. Первые сутки я, находясь здесь, выпустил на волю поток силы. И нашел. Из мешанины мыслей, слов и звуков я выделил фальшивую ноту и принял меры для того, чтобы она больше не звучала. Они еще не знают, что врученный им в момент рождения драгоценный дар жизни у них отобран. Та, что хотела занять место моей жены, уже начинает гнить изнутри, теряя зрение. Скоро жемчужная кожа первой красавицы покроется язвами, и она будет медленно умирать в темноте и одиночестве — об этом я тоже позабочусь. Тайлы, осмелившиеся предать меня, своего Правителя, уже мертвы. Они еще двигаются, говорят, едят, пьют, но это уже ненадолго. Я просто немного ускорил энтропию. Они состарятся за несколько месяцев. Я — творец, и кара моя неотвратима. Их сила вернется в мир, из которого была взята некоторое время назад. Пришла пора ее вернуть.
Дверь медленно открылась, и спиной ко мне вошел Ферен — мой помощник, охранник и моя недремлющая совесть. Руки тайла заняты подносом.
— Ваш завтрак, Правитель.
Я кивнул, не отрываясь от расчетов, и он пристроил поднос на край стола, немного подвинув толстую тетрадь в резном переплете, в которую я решил занести результаты моих вычислений, когда закончу. Синеглазый иллин застыл напротив меня.
— Что еще? Ты свободен.
Он покачал головой:
— Вам обязательно нужно поесть. Уже пошел четвертый день, как вы спустились сюда и отказываетесь от еды.
— Хочешь сказать, что наверху — утро? Мне нет до этого никакого дела. Не отвлекай меня.
— Уже рассвет. — Упрямый тайл не торопился оставлять меня одного, поставил передо мной тарелку с мясом и чашку сока маниаты, возвращающего силу и ясность мыслям. Не отошел, пока я не впихнул в себя хотя бы половину. Мясо показалось пресным и безвкусным, как трава. Сок удалил жажду. Еда — это просто дань этому телу. На самом деле она демиургам ни к чему, но приходится поддерживать иллюзия, иначе…. Никто, даже Тальма, не знает, кто я на самом деле. Для моих подданных я — сильный маг и справедливый правитель.