Мир номер два
Шрифт:
– Она отходчивая, тетя Нюра.
Тетя Нюра работала птичницей на птицефабрике и была проста, как пять копеек.
– Вон в том доме я жила, - мотнула она головой в сторону забора, - видишь двухэтажку. А вот померли все, кого сумела – схоронила, а тут раньше частник жил, у него своя лесопилка. Хороший мужик, хозяйственный , только и его лихо не миновало. Вот Гриша неделю как прибрел, говорит в Слободском никого, даже собак нет - только вороны изредка летают.
– Птицу видел пока шел, впереди красное у нее, как зовут, не знаю , - доложил Григорий.
–
– Моя сломалась, разбираюсь совсем плохо, а по машинам не лазил, покойников боюсь. За два дня и добрался.Что такого?
– Кого еще нашли?
– домогалась хозяйка.
– Вы шестая, он седьмой. Только одна из семерых сошла с ума, второй умирает от рака под Сыктывкаром. Так что живых и здоровых всего пятеро.
– Что делать собираетесь?
– С трудом вырвался из Ухты, сейчас туда не проехать. Пока осматриваю окрестности .Еду с Полиной на юг. Может, там людей побольше уцелело.
– А не боитесь?
– спросила Анна Михайловна, - люди разные бывают.
Вот если в тюрьмах кто уцелел да в зонах, эти хуже волков будут. Мужчины, может и отобьются, а женщины..
– А меня Вадим стрелять учит. У меня и пистолет есть, - гордо заявила девочка.
– Вот еще придумали. А вдруг себе что- нибудь повредишь?
– Лучше повредить себе, чем кто-то, - парировал я .
– И то верно, Это я так, по привычке. Плохое время. Плохо человеку без людей. При коммунистах жили бедно, а выживали все, держались , значит, вместе. Я здесь останусь. Для жизни есть все. Забыла сказать, у нас на фабрике куры не все сдохли. Вернее, куры-то взрослые передохли, а цыплята некоторые выжили. Разводить буду. Все животина. Может собачку какую приблудную прикормлю - все веселей. А Грише здесь делать нечего -мерзлявый очень, как вообще здесь жил.
– Сапожник я, - пояснил Григорий, - с братом работали, на Родине у нас совсем плохо было. Брата схоронил, ничего больше не держит. Наверно и сапожники теперь долго не понадобятся, обуви - навалом.
– Может девочку мне оставишь, что таскать ее по мертвым местам?
– спросила птичница.
– Нет, я с Вадимом. Полина вцепилась мне в рукав, глядя умоляющими глазами.
– А кто мужчинам готовить будет? Я умею.
– Теперь у нее только я, - сказал я твердо, с теплым чувством заметив, как согласно кивнула девочка.-А вдруг еще кого в городе найдем, точнее в пригородах.
– Все не объедешь, для этого пару месяцев надо.
– И то верно , вот только один раз я не успел и погиб хороший человек.
– Где это?
– В Коминтерне пьянчуга застрелил женщину.
– А сам?
– Самого уже нет. Не надо ему землю поганить.
Помолчали.
– Гриша, собирайся, поедешь с нами . Вооружим, оденем, снарядим.
– А мне собирать нечего. Вот , «лапу» с собой взял.
– Может, переночуем у Анны Михайловны?
– повернулся я к Полине.
– А как же Хорчик? Он там один.
– Хорчик - это собака?
– поинтересовалась хозяйка.
– Это такой маленький зверек, как хорек, только ханорик,- пояснила Полина, -он
Пообещав хозяйке заехать , мы откланялись и поехали к себе уже втроем.
По дороге я пытал Гришу: « Стрелять умеешь?».
– Из охотничьего - смогу. А из автомата научите?
Не мог я подорвать доверия к непобедимой и легендарной:
– Конечно и будешь гранатометчиком вдогон,- ответил я, с опаской вспоминая порядок снаряжения данного агрегата.
– Видишь, даже у Полины шмайсер на поясе, неужто мужчина не справится? Будешь пока рядовым, может тоже до завскладом дослужишься.
– Я к себе поеду, зачем служба?
– Отдашь долг и поедешь. А серьезно, Гриша, кто его знает, как обернется. Видишь, Земля нас с себя стряхнула, как кошка блох , а оставшиеся не торопятся браться за спасение цивилизации. Мне бы уже о душе подумать, но ,думаю, погожу с ее спасением, раз удалось спастись наяву. Пока едем в Мурыгино и Гирсово, вот тебе дробовик, вот патронташ. Везде картечь, с нашими навыками в самый раз.
– Слушайте, Вадим, может это американцы нас отравили?
– Думаю, что им не до нас. Тоже друг дружку поштучно пересчитывают. Вот смеху будет, если одни негры там останутся. Как-то неполиткорректно.
Мы въехали в поселок .По моему, где-то здесь раньше была фабрика по производству конденсаторной бумаги и туалетной, по жесткости не уступавшей первой. Пусто. Начало смеркаться.
– Давай по медянкинским дачам и на отдых. Полина, ты не устала? Полина!
Ребенок увлеченно собирал какую-то повозку, извлеченную из недр огромного киндерсюрприза. Похоже, ей было не до нас.
И здесь никого. Все-таки близковато к городу, люди ушли подальше от назойливого смрада. Из головы не уходила наводка на Коминтерн. Мы проехали по его улицам дважды и не увидели никаких следов и огней. Возвращаясь на Советский тракт, на Производственной улице мы увидели свежий отпечаток автомобильных шин. Это было нечто. Я выскочил из машины, разглядывая отпечатки колес, надеясь, что авто уже на зимних шинах и рисунок протектора направленный. Повезло - след вел в сторону старой птицефабрики и поворачивал к реке. Через полчаса он привел нас к дому в Сошенях на окраине города. Рядом с домом стоял «РАВ-4».
– Сидим в машине!
– скомандовал я.- Бибикать не будем , нас давно заметили по свету . Притененные стекла «Чероки» не позволяли рассмотреть, что у нас в салоне. Не исключался вариант, что могли и без прелюдий тупо изрешетить нас из любви к ближнему. Если так, то можно было и не рождаться второй раз, хотя внутренний голос вопил, что я не прав. Я погасил фары, оставив габариты и вышел из машины без оружия.
На пороге дома появился мужчина тоже без оружия, но было заметно, что он настороже. За одной из штор наблюдалось шевеление, там явно брали нас на мушку. Присмотревшись в сумраке, я обнаружил на мужчине форменные брюки и яловые сапоги, на плечи был накинут кожан. Стараясь принять вид бравый и придурковатый, согласно петровским заветам, я отдал честь и отрапортовал: