Мир от Гарпа
Шрифт:
— Я рассказал ему, как вы отнеслись к его книге, и он заметил, что именно для таких людей он и писал.
— Именно для таких? — округлила глаза Джилси. — Совсем свихнутый.
— Да нет. Но, кроме вас, ему некому посвятить этот роман, — признался Вулф.
— Я, выходит, буду вроде свидетеля на свадьбе? — спросила Джилси Слоупер.
— Вроде того, — согласился Вулф.
— Эго не будет означать, что я одобряю такие книги? — насторожилась Джилси.
— Ни в коем случае.
Джилси все еще сомневалась.
— Никто не станет винить вас в том, что написано в этой книге, Джилси. Ведь вы этого боитесь?
— Ну ладно, — согласилась уборщица.
Джон Вулф показал ей, где будет написано ее
— Только вот что, — Джилси взглянула на издателя. — Мне ведь не надо с ним встречаться или чего-нибудь там еще?
— Господи, конечно нет, — сказал Вулф, и Джилси успокоилась.
Последний мастерский штрих, и «Мир от Бензенхейвера» отправится в таинственный сумрак, где, подобно звездам, сияют какое-то время и популярные, и серьезные книги. Джон Вулф был умный и циничный издатель. Он лучше других знал, как подать биографию автора, чтобы оголтелые сплетники, зовущиеся читателями, благосклонно отнеслись к новой книге.
Годы спустя Хелен заметит, что успех романа был создан суперобложкой. Обычно Гарп сам оформлял обложки, но аннотация новой книги вышла у него слишком занудной и мрачной. И Вулфу пришлось спасать дело. Он начал без обиняков.
«Мир от Бензенхейвера», — говорилось в аннотации, — это история человека, который, страшась несчастий, грозящих любимым людям якобы на каждом шагу, создает столь гнетущую атмосферу, что несчастья из фантома превращаются в реальность и действительно обрушиваются на его семью. Автор романа Т. С. Гарп — единственный сын известной феминистки Дженни Филдз». Джона Вулфа пробрала легкая дрожь, когда он прочитал эти слова, напечатанные на суперобложке. Он прекрасно понимал, что Гарп никогда бы не согласился упомянуть имя матери на обложке своего романа.
«Т. С. Гарп не только сын, но и отец», — кричала обложка. Джон Вулф покачал головой. Ему стало стыдно при виде этой, им самим написанной дряни. «Отец, недавно переживший трагическую смерть пятилетнего сына. Из боли и потрясения и родился этот выстраданный роман…» И прочая, и прочая.
Из всех причин, побуждающих человека к чтению, праздное любопытство к частной жизни писателя, по мнению Гарпа, было самой ничтожной. Он часто говорил, что больше всего ненавидит вопрос, насколько достоверны его произведения, насколько правдиво отразился в них его личный опыт. «Правдиво» не в том смысле, в каком поняла его роман Джилси Слоупер, а в смысле соответствия событиям его личной жизни. Отвечая на этот вопрос, Гарп с великим терпением объяснял, что выискивать в романе биографические факты, даже если они вплетены в его ткань, — глупейшее занятие. Он всегда говорил, что художественное произведение строится на достоверном вымысле; все его события и персонажи, прежде чем попасть на страницы романа, должны пройти самый строгий отбор. Воспоминания и записки живущих и живших когда-то людей — собрание болячек, украшающих наши ничтожные жизни, — вряд ли могут служить канвой для романа или повести. «Вымысел должен быть умнее жизни», — писал Гарп. И он с презрением относился к неимоверному количеству бед и страданий, наполняющих романы иных писателей, чьи книги тем выше ценятся, чем больше было в их жизни заметных событий. Он писал: для романа нет хуже материала, чем реальные происшествия, критерием отбора не может служить утверждение «так оно действительно было». «Все, абсолютно все когда-нибудь случалось», — кипятился Гарп. Для него единственный критерий отбора — в этот момент может произойти только это событие, и никакое другое.
— Расскажите мне какой-нибудь эпизод из вашей жизни, — как-то сказал Гарп журналистке, бравшей у него интервью, — и я перескажу его куда интереснее.
Журналистка смотрела на него с явным
— Если это печальная история, — мягко произнес он, — пусть очень печальная, я придумаю еще более печальную.
Лицо журналистки убедило Гарпа: она не верит ему. Даже не записала эти слова в блокнот. Просто выбросила их из интервью.
Джон Вулф не сомневался: большинство читателей жаждут знать о жизни автора как можно больше. «Людям без воображения, — писал он Гарпу, — мысль о второй, улучшенной, реальности кажется сущим вздором». Издатель сделал все, чтобы обложка нового романа Гарпа убедила читателя: автор — персона значительная («единственный сын известной феминистки Дженни Филдз»), и вызывала сентиментальное сочувствие к человеку, пережившему тяжелое горе («трагическую смерть пятилетнего сына»). То, что сведения на обложке никак не касаются творчества Гарпа, его мало заботило. Гарп довел Вулфа до белого каления своей болтовней о богатстве: «серьезная литература» — прекрасно, но много денег важнее.
«Это не лучшая ваша книга, — писал Вулф, посылая ему верстку. — Когда-нибудь вы это поймете. Зато из всех ваших книг у нее будет самый большой тираж. Вам надо набраться терпения и ждать. Но вы даже представить себе не можете, какое отвращение почувствуете, осознав причины своего успеха. Поэтому советую вам на несколько месяцев уехать за границу и читать только те рецензии, которые буду присылать я. А когда буря утихнет — все рано или поздно утихает, — вы вернетесь домой и снимите со счета кругленькую сумму. «Мир от Бензенхейвера» будет иметь успех, все тут же бросятся перечитывать два первых, несправедливо забытых романа. Скажите Хелен, мне искренне жаль, что все так получилось, но вы знаете, я всегда принимал ваши интересы слишком близко к сердцу. Раз вам захотелось получше продать книгу, я продам ее. Но «бизнес — это всегда гнусно», Гарп. Это ваши слова».
Письмо несколько озадачило Гарпа. Обложку романа Вулф, разумеется, не прислал.
«Из-за чего вы переживаете? — спрашивал он в ответном письме. — Не распускайте нюни. Продайте книгу — и баста!»
«Бизнес — это всегда гнусно», — повторил Вулф.
«Знаю, знаю», — ответил Гарп.
«Послушайтесь моего совета», — настаивал Вулф.
«Я люблю читать рецензии», — противился писатель.
«Но не такие, можете мне поверить. Прошу вас, уезжайте».
Гарп, однако, упрямился. Вулф отправил суперобложку Дженни Филдз. Умолял никому ее не показывать и уговорить Гарпа уехать на это время в Европу.
— Поезжай за границу, — посоветовала Дженни сыну. — Самое лучшее, что ты можешь сделать для себя и своей семьи.
Хелен идея пришлась по вкусу. Она никогда не бывала за границей. Данкен отнесся к ней с восторгом. С тех пор как он прочел первую повесть отца «Пансион Грильпарцер», он мечтал попасть в Вену.
— Вена совсем не такая, как ты ее представляешь, — убеждал Гарп Данкена, но был тронут до глубины души, что сыну так понравилась его старая повесть. Он и сам любил ее. Временами он жалел остальные книги, которые и наполовину не любил так, как «Пансион Грильпарцер».
— Зачем тащить в Европу грудного ребенка? — упирался Гарп. — Не знаю. Слишком все сложно. Нужны паспорта. А ребенок?.. Ему придется делать кучу прививок и вообще…
— Тебе самому не мешало бы сделать парочку прививок, — усмехнулась Дженни Филдз. — Малышка прекрасно обойдется без них.
— Ты что, не хочешь снова увидеть Вену? — Хелен удивленно посмотрела на мужа.
— Вообразите себе, вернуться туда, где все напоминает о грехах молодости! — с чувством воскликнул Вулф.
— Грехах молодости? — без энтузиазма промямлил Гарп. — Я… я… не знаю…