"Мир приключений-3". Компиляция. Книги 1-7

Гнедич Петр Петрович

Нам никогда не случалось видеть царственных повелителей от которых зависят судьбы их подданных, но, исходя из сценических образцов, думаем, что тот величавый жест, который Тузлуков бросил человечку с розовыми пятнами, вполне соответствовал идее кино-царственности.

— Следуйте за мной!

С гордо откинутой головой, сросшись с портфелем из крокодиловой кожи, Тузлуков величественно шествовал по направлению к проспекту. Худенький человек, похожий на движущийся вопросительный знак, неуверенно семенил сзади.

Идея царственности замыкалась немым вопросом.

У Гостиного —

вереница таксомоторов. Один — уютен, располагающ, внушителен, цвета свежей телячьей крови. Тузлуков остановился около, кивнул шофферу, кивнул спутнику:

— Садитесь. На переднее.

Через две минуты такси остановился около биржевого кафе. Короткое «жди» — шофферу, и милостивый кивок спутнику.

— Кстати, ваше имя?

— Кошницын… Иван Иванович…

— А я — товарищ Тузлуков. Моссукно. — Только шерсть, только шерсть, — пролагал себе путь через мозговые извилины новый рефлекс.

Тузлуков задержался на пороге в позе Наполеона на Воробьевых горах.

_{Тузлуков задержался па пороге в позе Наполеона на Воробьевых горах…}

Виновата ли царственная доминанта в особе Тузлукова или тонкое знание эффектов сценичности, только необходимо отметить момент, когда гул кафе на мгновение стих, и все взоры шляп и кепок скрестились в одном фокусе — на крокодиловом портфеле вновь прибывшего.

_{Взоры шляп и кепок скрестились в одном фокусе на крокодиловом портфеле вновь прибывшего.}

Заняв центральное место, Тузлуков принял на себя главнокомандование над официантами. Пятна на щеках Кошницына рдели, как осенние розы. Голодная горячка обжорства давно уже уступила место неторопливому деловому насыщению. По мере укрощения аппетитов у него явилась способность говорить.

— Я здесь всех знаю, — тихо шептал он, замещая выдавленные слова слоеными пирожками. — Вот этот, с проплешинами — крупный спекулянт мануфактурой… Миллионы изжил… Рыжий — представитель из Суртреста… Это — крупные частники…

Откинувшись на спинку стула, с сигарой в опущенном углу рта, еле поворачивая голову, Тузлуков с глубочайшим презрением обозревал плотоядно рыкающую публику. Когда Кошницын окончательно утратил способность наполняться, Тузлуков намеренно громко попросил:

— Не в службу — в дружбу, спросите сегодняшнюю «Промышленную Газету».

Человечек с розами отошел к буфету. Немедленно его окружило несколько любопытных. Пересиливая отрыжку, он торопливо старался потушить все многочисленные вспышки вопросов.

Тузлуков, сидевший к ним спиной, улавливал отдельные слова:

— Моссукно… Новый зав…

Сегодня прибыл… Не могу сказать… Новый план… Шишка… Думаю, может…

Возле столика Тузлукова смыкался зачарованный круг. Многие из отдаленных уголков кафе пересели поближе. Просмотрев газету, Предмос-сукно неторопливо поднялся и подошел к телефону.

— Европейскую… Это я — Представитель Моссукно… Раньше восьми дома не буду… Кто по делу — попросите явиться к этому времени.

Голос уверенный, властный, отчетливый. Слышен во всех уголках кафе.

Не дальше. Ибо говоривший, по рассеянности, нажал мимо кнопки.

Звякнула трубка. Конфиденциальный разговор с буфетчиком. Повернулся к столу. Шляпы и кепки, облепившие его спутника, как тараканы сладкий торт, — торопливо переместились к своим местам. Тузлуков, скучая, вернулся обратно.

Эластичный гражданин, — ассирийская каштановая борода при свеже выбритой верхней губе, — музыкально шаркая подошвами полу — аршинных ботинок, чечоточной походкой приблизился к столику Тузлукова. Изысканно козырнул.

_{Эластичный гражданин с ассирийской бородой чечеточной походкой двинулся к столику Тузлукова.}

— Pardon!..

Ласковый, проникновенный голос. Чистейший ярославский прононс.

— Pardon!.. Вы представитель Моссукно?..

Кивок, могущий означать и «да», и «убирайся к чорту».

— Pardon!.. Только одну справочку… Вы разрешите?

Сложное балетное па, игра со стулом, ассирийская борода — сидит около. На верхней свеже выбритой губе алмазами сверкает мелкая испарина волнения.

— Предвидится ли какая-нибудь возможность… Я предполагаю — в ближайшее время… Насыщение внутреннего рынка солидными бумажными тканями? В виду предстоящего сезона…

Тузлуков, смотря поверх собеседника, энергично трясет головой и в порядке нисходящей гаммы несколько раз повторяет:

— Только шерсть, только шерсть, только шерсть…

Бритая губа от волнения выходит из берегов. Ассирийская борода не замечает наводнения. Она каждым волоском впивает изречения оракула, вкладывая в равнозначущие слова различный смысл, — в зависимости от музыкальных нюансов. Губа слегка косится на Кошницына и тоном любовного признания начинает:

— Видите ли, глубокоуважаемый товарищ… К слову, — разрешите пред ставиться…

Пружинное действие стула, сложная чечотка джимми, спина под прямым углом, голос, просящий о капле любви:

— Красный купец, Евпл Евплович Сладкий… Прошу любить и жаловать…

— Моссукно… злуков…

Пируэт по Голейзовскому. Снова на стуле.

— Видите ли, не знаю, можно ли быть откровенным…

Взгляд в сторону Кошницына. Полукивок Амфитриона.

— Мы, красные купцы, незаслуженно обижены… Можно даже сказать, угнетены… Мы согласны платить деньги, но не можем получить товара… Так вот, если бы можно было надеяться — хоть чуточку…