"Мир приключений-3". Компиляция. Книги 1-7
Шрифт:
Я — химик Жибрам-Бетье — я пытался убедить людей по собственной воле отказаться от мании массового убийства, именуемого войной. Восемь лет тому назад вот по этим самым залам бродил совершенно мирный человек, одержимый одним страстным желанием — уничтожить войны простой инъекцией. И что он встретил? От него старались отделаться, как от налета проказы. Его чуть не спускали с этих лестниц услужливыми руками нанятых подлецов и дисциплинированных дураков.
О, милое моей человеческой душе — милое, подлое, великое и тупое человечество! Сколько вдохновенных, счастливых минут пережил я, обдумывая проблемы твоего возрождения! И сколько горячих слез пролил я, обозревая мыслью
Да, — это я одел в ассепсанитас две армии. Я сознательно, сыграв на разрушительных, диких инстинктах ваших командных сфер, предложил раз брызгать по фронтам эссенцию, вызывающую в ткани свойства беспощадной липкости. Своими слабыми руками (их только две!) я не мог схватить за шиворот миллионы людей и отпустить их под условием инъекции, и за меня эту задачу блестяще выполнил мой ассепсанитас, продукт моего гения. Он охватил ваших бойцов безжалостными присосками и готов высосать из них их жизни, а освободит их только тогда, когда захочу я. Вы все — командиры армий, вы — ничто! Теперь командир их и вас всех — я!
И вот, перед лицом всего мира, который прислушивается так же, как и вы, к каждому звуку моей речи, я, я, химик Жан-Жак Жибрам-Бетье, объявляю: Я дам свободу и жизнь всем миллионам прилипших, но каждый из них за свою жизнь обязан предварительно подвергнуться некоторой инъекции. В его мозг будет влито всего две капли жидкости с целью убить всякую склонность не только к войне, но и просто к вражде. Операцию вливания я готов начать немедленно, как мне дадут возможность. С другой стороны, правительства подпишут со мною акт о том, что они обязуются подвергнуть инъекции все мужское население в возрасте от 17 до 40 лет в течение ближайших лет. Для этого организуются специальные пункты и уделяются государственные средства.
Бетье приподнялся, окинул горящим взглядом аудиторию и крикнул:
— Господа! Вы слышали мои условия. Клянусь лучезарной идеей мира! — Я не отступлюсь от них даже перед пытками! Но если вы согласны, — тогда я и вся моя жизнь — в вашем распоряжении.
Несколько минут длилось молчание. Затем разразилась буря. Взвились кверху кулаки и голоса. Кто кричал — Смерть предателю! — Кто — Его надо охранять, чтобы не убили… — Кто: — Он великий реформатор! — Кто — Он просто авантюрист! — Часть депутатов выражала полную солидарность со взглядами и поведением химика и решила сейчас же организовать партию «бетистов», чтобы пропагандировать его идеи. Другая часть требовала изгнания из Франции «бетистов». На некоторых скамьях начиналась схватка…
Затем химику задали вопрос:
— Почему он не хочет совершить свою инъекцию после освобождения всех от липучки?
— Почему? Да просто потому, что, освободившись от нее, люди могут не захотеть инъекции, а меня несомненно уничтожат!
— А если население откажется выполнить договор с вами об инъекции, что тогда?
— Что? А что вы делали, когда население отказывалось прививать оспу или соблюдать карантинные правила во время чумы, холеры и т. п.?
К президенту наклонился генерал Серсиль и сказал:
— С фанатиком, м-сье, не приходится спорить… Пожертвуем мозговыми полушариями этих миллионов, чтобы избавить их от ассепсанитаса. А там — мы не знаем, что будет… Примем и подпишем договор.
12 мая, в 6 часов утра, Жибрам уже работал в амбулатории.
К химику подводили людей с выбритыми начисто головами. Они садились перед ним на стул. Указательным пальцем он нащупывал какое-то, ему одному ведомое, углубление на черепе. Потом накладывал на него платиновую пластинку с миниатюрным моторчиком, штифтами и крошечной вороночкой сверху. В вороночке виднелась прозрачная жидкость. Жидкость смачивала крошечное платиновое сверло. Моторчик мгновение быстро вращался. Химик затем брал короткий тонкий шприц, вкладывал в просверленное отверстие и впускал две капли фиолетоватой жидкости. Наконец, прикладывал к отверстию смоченную ватку, и «больной» вставал. Ему сейчас же вручался маленький флакончик с мутной розовой жидкостью — «дезассепс». Нескольких его капель на рукомойник воды достаточно было, чтобы вода приобрела свойства смывать липкий ассепсанитас без остатка.
— Берегите жидкость. Второй порции вам не будет дано. Следующий…
Среди ассистентов Жибрама были известные врачи и ученые. Они пребывали здесь волею химика и предписанием министра здравоохранения. Их назначение было в том, чтобы научиться угадывать на черепных крышках «залепленных» те самые углубления, под которыми таился «воинственный» узелок человека.
— Вот — видите? Бугорок — справа от этого места, несколько синеватого оттенка; я его называю бугорком № 13, если счет вести от лба, и другой слева — № 9. Углубление всегда между ними… т. е. большею частью. Строго говоря, их расположение индивидуально… Бывает и наоборот: № 13 помещается слева, а 9 — справа. Иногда они располагаются даже так, что один спереди, а другой сзади, но тогда углубление передвигается немного к середине темени. Понятно? Впрочем, я покажу.
— М-сье Жибрам! А вот здесь в одном месте три возвышеньица, а углубления совсем нет. Где же оно?
— А потому его и нет, что на его месте этот бугорок. Его и надо пронизывать.
— Следовательно, углубление бывает не всегда?
— Конечно, я и не говорил, что всегда. Понимаете — индивидуально… Но вы не смущайтесь. Вы привыкните и дальше станете это место находить наугад, чутьем, по еле уловимым признакам. Я, например, могу его угадать в темноте, на ощупь…
Ассистенты добросовестно смотрели, щупали, но таинственное углубление им не давалось. Между тем, сам Бетье работал быстро, почти с проворством машины, и два десятка парикмахеров едва успевали брить головы «больным», непрерывным ручьем втекавшим в амбулаторию.
Один из врачей приспособился только вливать капли в отверстие, просверленное Жибрамом. Но и тогда за день успевали совершить инъекцию лишь тысяче человек. А их были миллионы.
Первыми под шприц химика пошли командующие частями войск. Жибрам сделал такой отбор из своих соображений: командный состав он считал более пропитанным воинственными традициями, чем солдат.