Мир пустых Горизонтов
Шрифт:
Уютные номера класса А «фулл анлим», прислуга топ-сервис-инет, национальная кухня на выбор, симотека с модной коллекцией перугена – о, безусловно! – вы станете нашим постоянным клиентом.
Прайс.
Контакты.
Счастливы видеть вас!»
Лукаш покрутил в руках цветастый буклет, прочитал ещё раз и сунул его под тарелку с сушёными кальмарами.
– Что за ерунда! – сказал он. – Джон, вы не боитесь Закона о недобросовестной рекламе?
Фаррет допил своё пиво, ладонью вытер пенные усы.
– Нет, не боюсь. Кто его сейчас вообще соблюдает? А кроме того… Келлер!
Подбежал
– Что господину угодно?
– Господину угодно не сидеть в окружении пустых кружек. Убрать! И принеси ещё пару. Стой! На, прочитай!
Инет просканировал рекламу пансионата.
– Ну, ты бы поехал?
– У меня нет воспоминаний, господин. У меня есть инструкция.
– Ясно… Пшёл! Нет у него воспоминаний… А у людей они есть, и каждый из двух с лишнем тысяч рабочих и инженеров с лунных горных разработок притащили свои задницы и свои купюры, чтобы покопаться в собственном прошлом. Их не интересовало, как это сделано. Меня тоже. Я был учёным, теперь бизнесмен. Это раньше я стал бы с лупой выяснять, что да как. Сейчас просто делаю деньги, но даю людям то, что они желают. Без подвоха.
– А как же Люберц? После посещения вашего "лучшего места отдыха" он совершил самоубийство.
Тень пробежала по лицу Фаррета, но голос оставался спокойным:
– Самоубийство? Вот как… Я думал, болезнь какая или несчастный случай. А он значит…
– Именно. Как назвать этот казус, если персональный информатор в меднадзор фиксирует у человека гипертонический криз, но не успевает его купировать по причине сознательного удаления человеком подкожного медикаментозного имплантата? Старик хотел умереть.
Фаррет задумался.
– Или кто-то хотел, чтобы все так и думали. Он мог кому-то перейти дорогу. Доброжелателей в науке не меньше, чем где-либо… Испытано на себе.
И без того шумную атмосферу питейного заведения разорвали джембе. Их завораживающий ритм тут же подхватили каблуки и подошвы сотен посетителей. В этом грохоте утонули последние фразы Джона.
Фаррет придвинулся к собеседнику:
– Лукаш, дружище, вы же читали договор. Намерения профессора предельно ясны. Старый учёный хотел провести в Море Мечты масштабный физический эксперимент! Даже я понимаю, какие перспективы открываются в случае успеха. С какого… с какой стати умирать?
– Да, неясно… Послушайте, как вам больше нравится следующая сентенция: эксперимент сорван, но главное, что Людвиг Люберц мёртв. Или так: главное, что эксперимент сорван, а Людвиг Люберц просто мёртв.
Раховски не следил за реакцией нового знакомого. Это было лишним.
– А мне никак не нравится, точнее, по барабану! Для меня главное – исполнение вашим Центром обязательств по договору.
– Эта филькина грамота лишь ваша индульгенция, Джон, и ничего более. Расслабьтесь, вы вне моих подозрений.
– Ну, спасибо! Поясной поклон вам, мистер Раховски!
Фаррет резко схватил и обнял проходящую мимо разбитную девицу. Та понимающе прильнула к мужчине.
– Я уже было об алиби начал задумываться. Какой такой Люберц? От проституток не вылезаю… Иди, дорогуша, припудри носик.
А если по-взрослому, так слушайте.
– Эх, Джон Фаррет. Деловой человек. В договоре нет подписи второго совладельца фирмы. Вопрос: почему?
– Потому, что он…
– Не надо. Я сам постараюсь ответить на этот вопрос… Вы были правы, Джон, нам по пути. И чтобы этот путь не слишком облегчал ваш кошелёк, я оплачиваю выпитое вами пиво и бронирую весь пансионат "Место у горизонта", скажем, на три дня. Всех постояльцев – вон; все неустойки за мой счёт. По рукам?
– По рукам, пан Раховски! Оказывается вы очень состоятельный пан, и вас не пугают цены.
– Какие цены?
– На здешнее пиво.
4
Инет неспешно подошёл к большому напольному зеркалу в прихожей. Придирчиво осмотрев себя с ног до головы, он что-то там сдул с безупречно сидящего на нём фрака, а потом (сбой в программе?) почистил ботинок о штанину брюк. Безразличное выражение лица сменилось приветливой улыбкой.
– Добрый вечер, хозяин, – произнёс он хорошо поставленным голосом.
Затем улыбка сменилась… улыбкой, но уже с оттенком лёгкой усталости.
– Добрый вечер, хозяин, – повторил инет.
Одна улыбка сменяла другую, всё шло по заложенной в позитронный мозг программе: психологи считали, что человеку при встрече будет приятнее видеть на лице инета ежедневную смену положительных эмоций, чем застывшую в каменной гримасе рожу.
Инет сходил на кухню, принёс мусорное ведро.
– Добрый вечер, хозяин. Простите, забыл вынести мусор, – с виноватой улыбкой проговорила машина. Она осталась довольна выбранным вариантом.
Впрочем, инет старался напрасно, потому что профессору Люберцу было наплевать, кто улыбается: инет, человек или гужевая лошадь – или совсем не улыбается. Улыбки, скорее, раздражали. Его вообще раздражало всё, кроме работы; его не интересовало ничего, кроме работы. Загадка, зачем он приходил из Центра в свою пустую квартиру: выпить чашку кофе, полюбоваться фотоснимком и подвести итоги дня он мог бы и там. То ли привычка, то ли ещё что-то, но в этом отношении профессор мало отличался от инета.
Ключи забрякали во входной двери, она открылась.
– Добрый вечер, хозяин. Простите, забыл вынести мусор.
– Кофе…
Инет кинулся на кухню, опрокинув мусорное ведро. Содержимое, в виде какого-то непотребства, вывалилось под ноги Люберцу. Он перешагнул и по обыкновению направился к креслу на террасе, не заметив прилипший к подошве ботинка рекламный буклет.
Прошло два часа. Стемнело и стало прохладно, а профессор всё сидел на террасе, привычно держа в руках голографический снимок.