Мир Реки: Магический лабиринт
Шрифт:
— Когда она опустеет, мы поймем, что их… больше нет. — Лога сверился с другим экраном. — Еще два поступили. Нет уже три.
За невеселой трапезой, прерываемой лишь редкими угрюмыми замечаниями, Фрайгейт сказал:
— Нам надо обсудить одно важное дело. Все молча посмотрели на него.
— Что мы будем делать, когда компьютер умрет? Лога не считает нас достаточно развитыми этически, чтобы позволить остаться здесь. По его мнению, мы не способны работать над проектом. И он, по-моему, прав — я исключил бы разве одного Нура. Если Нур пройдет
— Я там уже прошел, — сказал мавр. Все уставились на него.
— Когда? — спросил Фрайгейт.
— Этой ночью. Я решил, что если смогу оттуда выйти, то и вернуться сумею. И вернулся, хотя мне пришлось нелегко. Я не прошел сквозь поле запросто, как сделал бы этик.
— Твое счастье, — проворчал Бёртон. — Я приношу извинения за то, что называл суфи шарлатанами. Ну а мы, все остальные? Что, если нам не хочется возвращаться в долину? Но коли уж мы вернемся туда, мы скажем людям всю правду. Не все, конечно, нам поверят. Там немало еще христиан, мусульман и прочих, кто держится за старую веру. Да и многие шансеры, вероятно, останутся верны своим догмам.
— Это уж их забота, — сказал Нур. — Только я не хочу оставаться здесь. Я охотно вернусь в долину. У меня там еще много дел. Буду работать до самого «продвижения».
— «Продвижение» еще не означает, что ты окажешься у Творца за пазухой, — заметил Бёртон. — С научной точки зрения оно означает всего лишь, что приборы этиков больше не обнаруживают твой ватан.
— На все воля Аллаха.
Бёртон стал думать, не остаться ли ему здесь. Он получил бы такую власть, которой не имел никто на земле и очень мало кто в мире Реки.
Но для этого ему пришлось бы убрать Логу. Убить его или заключить в тюрьму. Поддержали бы его, Бёртона, остальные? Если нет, пришлось бы и их убрать. Он мог бы воскресить их потом в долине, куда они все равно собираются. Но он остался бы один. Алиса не пошла бы с ним. Хотя — почему один? Он мог бы воскресить в башне кого угодно — и мужчин, и женщин.
Бёртон содрогнулся. Наваждение пришло и миновало, будто кошмар. Он не хотел такой власти и не хотел чувствовать себя предателем. Кроме того, он ясно понимал, что ему такую власть доверить нельзя.
Ну а Лога? Разве он не предатель?
В каком-то смысле — да. Бёртон, однако, был согласен с ним в том, что кандидатам в долине нужно дать гораздо, гораздо больше времени, чем планировали другие этики. Бёртон чувствовал, что и ему самому придется очень кстати продление срока.
Он посмотрел на сидящих за столом. Не скрывают ли эти замкнутые лица такие же мысли? Не борется ли кто-то еще с искушением?
Надо будет последить за ними. Убедиться, что они не замышляют ничего предосудительного.
Бёртон выпил золотистого вина и сказал:
— Все ли согласны вернуться в долину? Поднимите, пожалуйста, руки.
Подняли все, кроме Тома Терпина. Остальные мрачно уставились на него. Он ухмыльнулся и тоже поднял руку.
— Уж больно
Алиса разразилась слезами.
— Все эти души! Я думала, что нашла ответ, но… На стенном экране возник улыбающийся Лога.
— Идите все сюда! — со смехом крикнул он. — Доминанта сдалась, и я только что получил сообщение от другой половины. Алиса, ты была права! О, как права!
Все вбежали в контрольную комнату и столпились вокруг этика. На экране светилось последнее сообщение.
Все радостно завопили и стали обниматься, прыгать и плясать. Но Лога потребовал внимания.
— Не забудьте, компьютер все еще в опасности! Но он разрешил мне сменить модуль. Я должен идти.
Вот будет насмешка судьбы, подумал Бёртон, если компьютер умрет, не дождавшись, когда Лога это сделает.
Но через десять минут перед ними, собравшимися в столовой, опять явился на экране веселый Лога.
— Дело сделано! Сделано! Я уже дал команду возобновить воскрешения.
Все снова принялись прыгать, кричать и обниматься. Терпин сел за рояль и заиграл «Сентлуисский рэг».
— Это была длинная, длинная Река, но мы прошли ее до конца! — кричала Алиса. Ее большие темные глаза светились, как экраны, и все ее существо излучало радость. Никогда она еще не была так красива.
— Да, — сказал Бёртон, снова и снова целуя ее. — Нам придется вернуться на эту Реку, но это теперь не важно.
Как все странно и непредсказуемо! Этот мир спасли не вожди и государственные деятели, не мистики, не святые, не пророки и не мессии, не священные книги — его спасли эксцентричный интраверт, автор математических учебников и детских книжек, и вдохновившее его дитя.
Девочка, выросшая потом во взрослую мечтательницу Алису, вызвала к жизни поток чепухи, которая вовсе не была чепухой, — и это Алисино свойство, развиваясь по спирали, позволило ей сделать то, что не удалось другим, и спасти восемнадцать биллионов душ и целый мир в придачу.
Думая об этом, Бёртон случайно увидел, как Фрайгейт устремился к двери, описывая при этом круги и бормоча что-то несуразное. Потом, нахмурясь, повернул назад.
Бёртон отошел от Алисы и спросил его:
— Ты чего?
Фрайгейт перестал хмуриться и усмехнулся:
— Да ничего. Мне послышались шаги в коридоре. Выглянул, а там никого нет. Померещилось, наверное.
Боги мира Реки
Все племена Земли и их судьбы — в Твоих руках, Их цвета кожи и многочисленные языки — Твои, Мы же — горсть из тех многих, коих Ты, великий Владыка хаоса, сделал разными.