Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Нортон Андрэ

— Ничего, мэм. Я их просто подержал. Вот и все.

Карта, которую она открыла, называлась «Глубинный».

На ней было изображено нечто зеленое, отдаленно напоминающее осьминога. Рты этого существа — если это были рты, а не щупальца — на глазах начали шевелиться.

Она накрыла эту карту другой, затем еще одной, еще. Остальные карты оказались лишь белыми прямоугольниками.

— Это вы сделали? — Она готова была расплакаться.

— Нет.

— Уходите, — сказала она.

— Но…

— Уходите. —

Она опустила глаза, словно пыталась убедить себя, что я не существую.

Я встал, в этой комнате, где пахло ладаном и свечным воском, и посмотрел в окно. В окне моего офиса на противоположной стороне улицы вспыхнул свет. Двое мужчин с фонариками шарили по комнате. Они открыли пустой файловый шкаф, осмотрелись, а затем заняли позиции, один в кресле, другой за дверью, и стали ждать моего возвращения. Я улыбнулся про себя. В моем офисе было холодно и бесприютно, и, даже если им повезет, они смогут проторчать там не больше трех часов, прежде чем поймут, что я не собираюсь возвращаться.

Когда я уходил, мадам Эзекиель переворачивала карты одну за другой, пристально вглядываясь в них, словно это могло восстановить картинки. Сойдя вниз, я направился по Марш-стрит к бару.

В баре было совершенно пусто; он курил, но при моем появлении торопливо загасил сигарету.

— А где друзья-шахматисты?

— Сегодня у них знаменательный вечер. Они пойдут к заливу. Дайте-ка вспомнить: вам «Джек Дэниель»? Угадал?

— Звучит неплохо.

Он налил мне. В глаза мне бросился тот же жирный отпечаток большого пальца на стакане. Я поднял со стойки томик Теннисона.

— Хорошая книга?

Бармен с лисьими волосами взял у меня книгу, открыл и прочитал:

Под куполом небесной глубины; Под толщей океанских вод, Под бездной моря голубого Без сновидений, без тревог Там Кракен спит…

Я допил свое виски.

— И что? В чем суть?

Он обошел стойку и подвел меня к окну.

— Видите? Вон там?

Он указал на запад, туда, где теснились скалы. На вершине одной из них горел костер; ярко вспыхнув, пламя сделалось медно-зеленым.

— Они хотят разбудить Глубинных, — сказал бармен. — И звезды, и планеты, и луна заняли нужное положение. Время пришло. Сухие земли провалятся в пучину, а моря поднимутся…

— Чтобы мир очистился льдом и потопом, и я благодарю вас за то, что кладете продукты на свою полку в холодильнике, — сказал я.

— Простите?

— Да нет, это я так. Как побыстрее добраться до этих скал?

— Вверх по Марш-стрит. Возьмите влево у Церкви Дагона, пока не дойдете до Мануксет-уэй, а дальше идите прямо. — Он снял с крючка на двери пальто и надел его. — Идемте. Я тоже туда пойду. Никогда не упускаю возможность развлечься.

— Вы уверены?

— Никто в городе не станет пить в такую ночь. —

Мы вышли на улицу, и он запер дверь бара.

На улице было холодно, белая поземка носилась по асфальту, как туман. Отсюда мне не было видно, сидит ли еще мадам Эзекиель в своем ароматном логове и дожидаются ли еще меня в моем офисе два непрошеных гостя.

Мы наклонили головы, борясь с ветром, и двинулись в путь.

За шумом ветра я слышал, как бармен разговаривает сам с собой. «Могучей рукою развеяв дремотную зелень», — так он говорил.

Так и будет веками лежать исполин, Змей морских поглощая в своем забытьи Пока не согреет огонь глубин, Он людям и ангелам явит свой лик, С громом восстанет…

Здесь он умолк, и дальше мы шли молча, пряча лица от жалящего снега.

И сдохнет старик, подумал я, но вслух ничего не сказал.

После минут двадцати ходьбы мы вышли из Иннсмаута. У границы городка Мануксет-уэй закончился, превратившись в узкую грязную тропинку, частично покрытую снегом и льдом, по которой мы и продолжили путь, поминутно оскальзываясь и оступаясь.

Луна еще не взошла, но звезды уже начали появляться. Их было много. Они рассыпались по ночному небу, словно алмазная крошка и толченые сапфиры. На берегу моря всегда видно гораздо больше звезд, чем в городе.

На вершине утеса около костра ждали два человека — один огромный и толстый, другой гораздо меньше. Бармен оставил меня и встал рядом с ними лицом ко мне.

— Вот он, — сказал бармен, — жертвенный волк. — Какие-то нотки в его голосе показались мне подозрительно знакомыми.

Я промолчал. Костер горел зеленоватым огнем, освещая всех троих снизу — классическая сцена из ужастика.

— Знаешь ли ты, зачем я привел тебя сюда? — спросил бармен, и я понял, почему его голос кажется мне знакомым: это был голос человека, пытавшегося продать мне алюминиевый сайдинг.

— Чтобы остановить конец света?

И тогда он рассмеялся мне в лицо.

Второй фигурой был человек, которого я нашел спящим в своем кресле. «Ну, если ты собираешься разводить здесь эсхатологию…» — проговорил он голосом, достаточно низким, чтобы разрушить стены. Глаза его были закрыты. Он крепко спал.

Третья фигура была укутана в темный шелк, и от нее пахло пачули. В руках у нее был нож. Она молчала.

— Этой ночью, — сказал бармен, — луна станет луной Глубинных. Этой ночью конфигурация звезд примет форму и знак старых темных времен. Этой ночью, если мы позовем их, они придут. Если наша жертва будет стоить того. Если наши крики услышат.

Луна взошла по ту сторону залива, огромная, янтарная, тяжелая, и вместе с ней от воды глубоко под нами стали подниматься низкие квакающие звуки.