Мир SMAX. Трилогия
Шрифт:
Кадетов и противников уже было видно на экранах сенсоров. Русентийцев конвоировали семнадцать человек, опознать их принадлежность сенсоры пока не могли, слишком большое расстояние. Группа вернулась на дорогу и шла быстрым темпом. Ещё чуть-чуть, и произойдёт визуальный контакт. А вот и он!
– Спартанцы! Капитаново ухо! Эти-то что забыли в наших краях?
– Нас, козлов, сюда целый год собирал, - Алекс старался говорить тихо, но Зернов его услышал, однако тему не поддержал.
К всеобщему удивлению, пленные кадеты шли с оружием, правда, под прицелами спартанских импакторов. На самом деле,
Будущие союзники или противники сблизились на дистанцию общения голосом. Ряды спартанцев расступились, на первый план вышел знакомый Алексу (и не только ему) персонаж.
– Я мог бы и сразу догадаться. Ну здравствуй, страшный человек.
– Я не рад тебя видеть, глупый русентийский мальчишка. Но я доволен, что вижу тебя.
– Ты его знаешь?
– спросил Зернов, но хиванец, а это был именно он, прервал ответ Алекса на полуслове.
– Все вместе возвращаемся в лагерь, глупые русентийцы, старые и молодые. В пьесе сыгран первый акт. Нас ждёт продолжение спектакля!
Внешне серьёзная, ситуация на самом деле оставалась выигрышной для русентийцев. Чтобы объяснить это противоречие, достаточно вспомнить принцип действия импакторного оружия, применявшегося на планете везде, кроме Русенты.
Импакторы стреляли пучками заряженных частиц и в пехотном исполнении были смертоносными на дистанции не более десяти метров. Попадания с больших расстояний могли обеспечить поражённому лучевую болезнь в будущем, но могли и не обеспечить - в любом из двух случаев, противник сохранял свои физические кондиции здесь и сейчас и продолжал бой.
Всё вышесказанное не учитывает факт наличия брони. Шёлкосплавная броня русентийцев обладала способностью поглощать импакторные пучки даже при стрельбе в упор, когда степень рассеяния пучка минимальна. Под Сильфонтом подобное свойство брони продемонстрировал на практике разведчик Зеркальцев. Естественно, что броню требовалось менять после набора определённого количества "дэ-пэ-а" - очередного придуманного в лабораториях заумного параметра, суть которого никто кроме высоколобых не понимал. Хотя не совсем так, в Русенте встречались старые вояки, звавшие параметр "сна". Наверное, они что-то при этом имели в виду, недоступное обычным смертным.
Покойный майор Коврадский сэкономил на экипировке кадетов, в том числе и на броне, распорядившись выдать со склада снаряжение, отработавшее свой ресурс (включая количество попаданий из импакторов). Поэтому фланговый удар в бое на холмах создал для двух отделений русентийцев реальную опасность, рельеф местности позволял беливерам подбираться к кадетам на расстояние смертельного выстрела из импактора.
Русентийцы могли спастись и переломить ход боя. Как ни удивительно это прозвучит для земного наблюдателя, кадетам нужно было оставить позиции на холмах и отступить в сторону лагеря на открытое пространство. Организованным отрядом они смогли бы в таком случае сдерживать беливеров на необходимом расстоянии и в самом худшем для себя варианте спокойно и без потерь или почти без потерь
Потери - вот фактор, вынудивший майора Коврадского потерять в самый нужный момент голову. Гибель двух кадетов сразу после высадки десанта парализовала волю офицера, и все его действия были отныне направлены на сохранение укрытия, что противоречило законам боя. Смерти воспитанников в ходе практики расследовались военным ведомством Русенты со всей тщательностью, и с учётом биографии майора вердикт мог бы оказаться максимально жёстким и карательным.
Одной из грубейших ошибок майора стал приказ контратаковать потерянный холм, в результате чего треть русентийского отряда вступила в схватку со взрослыми противниками, в которой не имела ни малейшего преимущества.
Если последний бой майора Коврадского проанализировали бы в военной академии, то обязательно отметили самостоятельную попытку пятерых кадетов со второго холма вернуть течение столкновения к канону - они оставили позиции, на которых у них практически не было шансов, и попытались выйти на открытое пространство. К сожалению, сделали это они слишком поздно, и беливеры смогли расстрелять их при отходе. Скептик, впрочем, сказал бы, что ребята элементарно струсили, и доказать, кто прав, было бы невозможно.
Коврадский свой бой проиграл, но как насчёт Зернова? Если капитан отдаст приказ стрелять по спартанцам, то враг будет уничтожен двумя-тремя залпами. Но не одним! Это означает, что спартанцы успеют казнить пятерых пленных кадетов, а при большой удаче ещё и результативно попасть несколько раз по отряду Зернова.
Путь домой, до русентийской границы, окажется свободным. Преодолев радиационную ловушку, сборная команда Зернова легко увеличит отрыв от беливеров за счёт своей скорости. Если ловушка окажется не единственной, русентийцы спокойно позволят себе двинуться в обход дороги, беливеры их не догонят. Но за подобный результат придётся заплатить, как минимум, пятью жизнями кадетов.
Искушённый читатель обязательно задастся вопросом: "Как так вышло, что спартанцы незамеченными подобрались к группе Андреева?". Как часто бывает, виноват человеческий фактор. Кадеты (не забудем, что это мальчишки) остро переживали гибель своих товарищей, практика, которую они с нетерпением предвкушали, обернулась трагедией - и на это всё наложился рывок через радиационное пятно! Добавим, что у первой группы не было точного знания о ширине пятна и, следовательно, грозившей им дозе. Набрав всего десяток рентген, ребята, естественно, ненадолго расслабились - и пропустили быстрый выпад в их сторону спартанских диверсантов.
Если в первую группу для прорыва через пятно был включён хотя бы один опытный боец, то, вполне возможно, он успел бы поднять тревогу. Но Зернова больше беспокоила угроза нападения беливеров со стороны лагеря, и всех опытных он оставлял для последней партии. Очевидная ошибка планирования, доказывающая, что громадное превосходство в технологическом плане может быть снивелировано неудачными человеческими решениями. Алекс, кстати, должен взять половину ошибки на себя, он тоже полагал план Зернова верным (более того, он его первым и предложил), но для одиннадцатилетнего мальчика это простительно.