Мир в моих руках
Шрифт:
— Ты исполнил своё, значит, настала моя очередь платить, — спокойно ответила пленница.
Парень долгое время молча смотрел ей в глаза, потом насмешливо произнёс:
— Я никак не могу понять: ты дура или тебе жить не нравится?
— Зато теперь мои мама и сестра будут жить, — на потрескавшихся губах появилась улыбка.
— А тебя послезавтра сожгут вместо них, — он усмехнулся.
— Зато они будут жить.
Он опустил свободную руку, схватил её ладонь, стиснул палец, с которого вырвали ноготь. Девушка поморщилась, ещё сильнее закусила губу. Хрипло сказал:
— Сгореть
Дрожащим голосом пленница повторила:
— Зато они будут жить.
Парень отпустил её руку, вздохнул:
— Моё дело: бороться с нечистью, а не убивать сумасшедших девок.
Пленница вздрогнула, впилась в его лицо взглядом, потом робко положила руку ему на плечо:
— Прости, что моя просьба причиняет тебе боль. Но ты не терзайся: это был мой собственный выбор.
Молодой инквизитор захохотал. Факел затрясся в его руке, а пламя неистово запрыгало по стенам темницы. Отсмеявшись, парень весело спросил:
— Неужели, ты думаешь, что у меня ещё остались хоть капля доброты или совести? — он провёл свободной рукой перед её лицом, — Этой рукой я пытал несколько десятков человек. И, бывало, поджигал дрова сам. Все эти люди кричали от боли, а я равнодушно смотрел на них. Потому-то меня и прозвали Каменным человеком.
— Ты врёшь: от того, что ты причиняешь боль другим, в твоей собственной душе увеличивается рана, — ответила девушка спокойно, — Ты понял, что твои друзья, которые должны бороться со слугами дьявола, часто хватают невинных, а под пытками люди готовы сказать что угодно, лишь бы их оставили в покое. Те, другие, не раскаиваются и даже берут деньги от клеветников, дабы с позором уничтожать чьих-то врагов. А ты бродишь потом по городу, напиваешься до потери сознания и строишь вид, будто тебе нет до этого дела! Я однажды видела с каким лицом ты стоял на мосту и смотрел на бурный поток… Я поэтому пришла именно к тебе… Ты многое можешь сделать, если поверишь, что и от тебя что-то зависит! Ты — не пешка в руках неба, а человек, наделённый свободной волей!
Инквизитор расхохотался. Смеясь, произнёс:
— Такая большая девчонка, а всё ещё веришь в сказки!
— Но ты же помог мне! — возмутилась пленница, — Значит, ты не такой, как они!
— Ты мне кое-что обещала, потому я и выполнил твою глупую просьбу.
Они долго смотрели друг другу в глаза: инквизитор — спокойно, девушка — твёрдо. Затем молодой мужчина вставил факел в специальное кольцо на стене, подошёл к пленнице, грубо притянул её к себе.
— Знаешь, мнение ведьм меня совершённо не интересует! А ты обещала заплатить.
— Но ты добрый! — возмутилась девушка.
Они ещё дольше сражались взглядами. После чего парень оттолкнул пленницу от себя, сплюнул, проворчал:
— Дура! — и вышёл, громко хлопнув дверью.
И сердито защёлкал засовами.
— А всё-таки ты добрый… — тихо сказала девушка, смотря на пляшущее по стене пламя от позабытого факела, — Тяжело же тебе живётся!
Из-за двери донёсся резкий и надрывный, какой-то нервный хохот инквизитора.
Он
— Радуйся, ведьма! — криво усмехнулся инквизитор, — Костёр немного обождёт. Вчера мы с главой пытали еретика в реке. Пока окунали его в холодную воду, сами простудились. А он, мерзавец, захлебнулся ледяной водой. Глава слёг. Лежит, бредит. Без его приказа я не имею права поджигать костёр. Разве что только дрова для тебя собрать. Так что твой костёр обождёт ещё несколько дней.
— Ты хоть о себе подумал? — тихо спросила пленница, — Выпил бы теплых трав. Наверно, этот кашель сильно горло дерёт?..
Молодой мужчина вздрогнул.
— Ты бы лучше о себе подумала, дура! Тебя всё равно сожгут, рано или поздно.
— Мне… просто жаль тебя, — она грустно улыбнулась. — Когда мне было семь или восемь лет я упала в ледяную воду. И так же меня мучил кашель. Это больно.
— Ты… — факел задрожал в его руке, — Ты смеешь жалеть меня?!
— Но ты тоже человек, — теперь ведьма нахмурилась, — Почему я не могу пожалеть тебя?..
— Но… я же тебя не жалел! Так зачем же ты?.. Ты рехнулась в этом подземелье?!
— Может, я рехнулась, — она снова улыбнулась, — Нет ничего позорного в том, чтобы рехнуться, — девушка обхватила прутья рукой, теперь её лицо было близко к нему, — Может, ты сам бы рехнулся в этой темноте и сырости, лёжа на холодном полу? Так чего же постыдного в том, чтобы сойти с ума?..
Инквизитор шарахнулся в сторону, оступился… Факел улетел в сторону, а он поскользнулся на чьей-то крови. Тут недавно кого-то, истекающего кровью, провели. Ведьма следила за ним, обхватив прутья своей темницы руками.
— Сильно болит? Тебе бы ткань с колодезной водой приложить. Хотя, впрочем, в этот холод подойдёт и вода из реки…
— А ты… что ты ко мне прицепилась? — проворчал молодой инквизитор, поднимаясь, потирая расшибленную руку, — Околдовать меня хочешь? О, за что же правую руку?.. Как я теперь буду собирать дрова и поджигать костёр?..
— Может, Бог этого не хочет? Раз он ударил тебя по правой руке?
— Откуда ведьме знать волю Бога?.. Думаешь, я тебе поверю? Проклятая искусительница! — тут мужчину опять скрутило от жуткого кашля.
— Как бы ты ни ругался на меня, я помню, как ты тогда стоял на мосту и смотрел на воду. Я тогда подумала, что ты хочешь утопиться. Значит, твоё дело совсем тебе не по душе…
— Заткнись, змея! — заорал инквизитор.
— Я-то заткнусь и скоро. Но сердце твоё, быть может, и не заткнётся вовсе, — она отвернулась к нему спиной, — Сердце твоё или очерствеет однажды, или не умолкнет вовсе.
Он подошёл к ней, протянув руку между прутьев, схватил её за волосы, рванул на себя.
— Ты бы о себе позаботилась, дура! Своих она, видите ли, спасала! Героиня! Советовать мне вздумала?! Ничего, смейся. Смейся! Пламя сотрёт твою улыбку. Пламя никого не щадит.