Мир внизу
Шрифт:
Содержимое рюкзака выпало на кровать. Обернутые защитной пленкой фотографии, статуэтки, какие-то изящные заколки для волос, рога… вроде бы все на месте. Следующие полчаса, несмотря на усталость и тяжелеющие с каждой секундой веки, ушли на то, чтобы найти место для каждого из новых трофеев и рассовать фотографии с улыбающимися землянами прошлого по своим фотоальбомам.
Хотя я сознательно выбрала жизнь без привилегий, которыми теоретически могла пользоваться из-за высокого положения отца, лишнее пространство мне точно не помешало бы. Все ящики, наружные и внутренние, оказались забиты. Неисправный бот, переконструированный Сириусом
Похоже, я действительно немножко увлеклась.
Но мне нравилось окружать себя всем этим, как говорила Айроуз, хламом. Это же та часть моего мира, которую я, родившаяся на станции, уже не застала. Та часть, которая ушла в небытие после высадки на Землю враждебных существ из космоса.
В детстве папа рассказывал, что последние несколько лет до Всплеска и Пришествия планета и так переживала не лучшие времена. Катастрофы обрушивались на человечество одна за другой, словно пытаясь закалить перед основной напастью – пришельцами. Станции готовили заблаговременно; кто-то умный догадался, что рано или поздно условия на Земле станут совсем невыносимыми для жизни. И когда явились незваные гости, некоторую часть населения – в основном тех, кто был связан с созданием станций, их семьи и просто счастливчиков, живших по соседству, – удалось эвакуировать.
Предполагалось, что мощности двигателей будет достаточно, чтобы вывести станции за орбиту. Спасенные могли бы отправиться в наши на то время еще молодые, но надежные колонии на Луне и Марсе. Но в расчеты закралась ошибка – та, которую уже восемьдесят лет исправляют с постепенно угасающим энтузиазмом. Таким образом, мы застряли здесь, в нескольких сотнях километров над порабощенной Землей, постепенно превращающейся в руины. Связь с колониями оказалась утерянной. Теперь, когда прошло больше восьмидесяти лет, мы даже не могли быть уверены, что колонии не постигла участь Земли. Что там все еще кто-то есть. Что нас ждут.
Зато у нас негласно принято на это надеяться.
Честно говоря, с учетом постоянной угрозы быть вычисленными и уничтоженными, как уже десять станций за все время оккупации Земли, будущее наше было сокрыто туманом. Возможно, из подсознательного понимания, что с будущим ничего не получится, и произрастала моя любовь к прошлому.
Я уснула лицом в фотоальбоме, прямо в то время как наполняла его новыми фотографиями – витамины, которые нам вкалывали после капсул антисептика, почему-то всегда вызывали страшную сонливость.
Спустя четырнадцать часов сна, позднего завтрака и планового похода в корпус для отчетности я отправилась в тренировочный центр. Каждый рейнджер должен был поддерживать себя в отличной физической форме, а я была обязана прилагать к этому вдвое больше усилий. Когда ты дочь капитана станции, у тебя просто нет выбора. Если, конечно, не хочешь ощущать неприязнь в свою сторону острее.
– Я на симуляцию, – сообщила я дежурному, демонстрируя удостоверение рейнджера. Дежурный, парень с лишним весом и широко посаженными глазками, лениво посмотрел на меня из-под козырька своей дурацкой форменной кепки.
– Зал
В мое законное время? Потрясающе.
– Парная, одиночная? – хмуро уточнила я, чтобы понять, насколько все серьезно у решившего перейти мне дорогу таким образом.
– Одиночная.
Одиночные симуляции длились меньше парных, но и были насыщеннее, сложнее. Большинство рейнджеров предпочитали держаться внизу именно парами – один исследует местность, другой прикрывает тыл, – и тренироваться поэтому тоже ходили вместе. Я же брала одиночные симуляции в основном потому, что остальные ребята из моего взвода просто недостаточно хороши, чтобы быть в паре со мной. И я сомневалась, что кто-то теперь вообще для этого хорош. Мне не нужен был напарник, чтобы добиваться лучших результатов.
– Долго еще?
Еще один ленивый взгляд на часы. Это парень меня уже раздражал.
– Двадцать четыре минуты.
Вздохнув, я отлипла от стойки, опустилась на лавочку у входа в центр, закинула ногу на ногу и принялась ждать – с самым недовольным видом.
Когда симуляция подошла к концу, на небольшом экране, как всегда, высветились показатели. И… в общем-то, они были неплохи. По некоторым параметрам даже превосходили мои. Мне стало еще интереснее. Наверное, один из старших рейнджеров или инструкторов решил вспомнить молодость, не иначе. Такая выносливость говорит о большом опыте. А сила… надо очень целенаправленно посещать спортзал, чтобы добиться такого результата. Долгое время и я пыталась, да только на каком-то этапе стало ясно, что мне эффективнее вкладываться в другие характеристики.
Наконец двери зала симуляций раскрылись, и оттуда вышел высокий смуглый парень в форменной рейнджерской футболке, подчеркивавшей его развитую мускулатуру. Ну, неудивительно, что у этого бугая такой высокий показатель силы. Сам парень не был мне знаком, но в этом я не увидела ничего странного. Я редко запоминала лица людей, с которыми никогда не заговаривала, а с коллегами я, как правило, и не заговаривала. Кроме, разве что, Тамины.
Любопытство относительно занявшего мою симуляцию было удовлетворено, но самомнению увиденное не понравилось. Поначалу я даже не поняла, почему.
Наши взгляды встретились. Его темные глаза смотрели спокойно, веки были расслаблены, придавая ему вид бесстрастного созерцателя. И я все-таки вспомнила, что уже видела этого парня несколько раз в штаб-квартире рейнджеров. На первичном инструктаже.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я. – Не знала, что тебя уже допускают к симуляции. Особенно на время, закрепленное за другим рейнджером.
– Личное распоряжение Айроуз, – невозмутимо сообщил парень, вытирая полотенцем пот с шеи. – Теперь я могу тренироваться в любое время в рамках подготовки к рейдам. У меня первая высадка через два месяца.
Меня это возмутило. Изначально делать рейнджером такого, как он, – плохая идея.
– Что, домой потянуло? – не выдержала я, вместо того чтобы просто пристыдить нарушившего мои планы человека. Сомнительная шутка, с какой стороны ни глянь, но я просто не успела сообразить, насколько.
Его лицо предсказуемо перекосилось, но, надо отдать парню должное, тут же приняло прежнее выражение.
– Нехорошо говорить о таких вещах, – сообщил он нарочито спокойным тоном, складывая губы в вежливую полуулыбку. – Если не имеешь о них никакого представления.