Мир всем вам

Черный Артур

И вот я замкнулся в себе. Стал разговаривать с зеркалами, с портретами, со стенами в собственном доме. Стал сторониться людей. Для меня перестали существовать родственники и друзья. Они были где-то недосягаемо далеко, за дверью моей квартиры, которую я не открывал много дней. Много дней я сидел в своей комнате, и не находил ни одного важного дела, чтобы шагнуть за порог. Совсем зарос бородой, давно не смотрел в календарь… А теперь, ко всем бедам, ко мне привязался страх. Тяжелый животный страх, что легко одолевал разум. Он будил за полночь, бросал меня в дрожь и, как ребенка, загонял под одеяло. Этот ужас являлся из Грозного. Он находил меня каждую ночь и ни разу не

ошибался дверью. А я не мог справиться с этим кошмаром… И этими же ночами ко мне приходили товарищи. Приходили в мороз, загорелые, в тельняшках, с оружием, легко одетые. Они погибли летом и помнились именно такими. Они садились рядом, долго разговаривали со мной, смеялись и вспоминали общее прошлое. На них не было трупных пятен, они ничуть не постарели за это время. С ними было так просто и так легко, что мне не хотелось никого отпускать. Но вот все брали оружие и поднимались, чтобы уйти. И, уходя, звали меня за собой. Протягивали руки и говорили: "Пойдем с нами". Я подавал ладонь и, радуясь непонятно чему, шел за ними. А, просыпаясь, знал, что этим летом они ждут меня там. Знал, зачем они приходили. Это была их миссия — заранее показать мне дорогу, чтобы я не заблудился без провожатого. Я понимал это. Понимал, что следующее возвращение станет последним. Понимал и снова хотел вернуться… Понимал и не знал, что делать теперь…

Оставалось только одно: ждать. Ждать неизвестно чего.

Когда на этой земле вновь наступит весна, я постараюсь все позабыть. Пусть прошлое оставит меня в покое, и больше не следует по пятам. Пусть память о прожитом перестанет наведываться в мой дом и приглашать в него мертвых. Я больше не хочу видеть их тени, они вечно оставляют следы. Да не на половицах, а сразу в душе. Я не желаю больше слышать об этой войне. Не хочу дружбы тех, кто делил со мной эти дни. Пускай они будут рядом, но не вспоминают Чечню. Я просто не могу жить с этим дальше. Пусть Бог поменяет мой путь. Пусть завтра начнется новая жизнь. Мерзавца или героя, отступника или пророка. Мне уже все равно, что ждёт впереди.

Теперь я хочу только одного: все позабыть. Но до конца жизни не смогу этого сделать.

Я позабыл чеченскую войну.

Не помню день ни первый, ни последний,

Не помню даже слабое мгновенье,

Прожитое в дурном ее плену.

Я позабыл, как ночью плачет дождь,

Стекая грязью к дну сырых окопов,

Как в них, насквозь промокшая пехота,

Пытается унять густую дрожь.

Как лопаются, складываясь в хлам,

Не выдержав огня многоэтажки.

Колонны беженцев униженных вчерашних,

Их слабый глас к давно минувшим дням.

Я позабыл. И нужно ль вспоминать

Тех черных лет кошмар переживаний,

Где столько бед за каждым из названий

Аулов, городов и даже дат.

Где память зла к былому и к судьбе

И ни одной ошибки не прощает,

Где до сих пор друзья не оживают,

Прижавшись к взрытой минами земле.

Приходят ли ночами сны тех лет

Или статья газетная тревожит,

Я через миг не помню и не должен

Вернуться в жизни прожитый сюжет.

Я все забыл и больше не хочу

Прижаться вновь к прикладу автомата.

Я долго так считал его за брата

И столько лет не верил в тишину.

Я позабыл Чечню и Дагестан,

Их горных зим простуды и бураны,

Глубокий снег, тяжелые туманы,

Седых вершин промерзший океан.

А город Грозный! Мрак его руин,

Кварталы стен, разорванные в клочья,

Смертельная безлюдность днем и ночью

Его войной истрепанных картин.

Я позабыл чеченскую

войну.

Но отчего так долго и упрямо

Болят ее нелеченные раны

И лица тех, кто шел в одном строю?

Они приходят, павшие в бою,

И не спеша протягивают руки.

Зовут с собой, забыв в своей разлуке,

Что я живой. Я руку подаю.

Приходят вновь. Все вместе и одни.

А я так жду уже их в новый вечер.

Я их забыл бы с радостью, но нечем

Заполнить душу полную войны.

Из пустоты забытого никак

Не отыскать ни радости, ни счастья.

А может, просто жизнь была напрасной

И все сложилось в ней совсем не так.

Я все забыл, все даты, имена,

И не о чем уже не вспоминаю,

И больше по ночам не убиваю…

А там все не кончается война…

А там все не кончается война…

Это не книга. Это песня. Песня, под которой расписалась в своем авторстве Правда. Песня, когда звучит которая, встает на ноги зал.

И живые и мертвые.

…Мертвые, встаньте хоть на минуту. У вас же дети выросли.

IV. ПОСЛЕ "МИРА"

В ДЕНЬ МОЕЙ СМЕРТИ

2005 — 2006 год:

После Грозного я еще недолго терпел милицию. Недолго жил в этом маразме, в этом государстве графоманов и карьеристов. В ней же невозможно работать, в нашей милиции!.. Это труд сумасшедших — отдавать себя службе и не иметь за нее ничего, кроме взысканий и уголовных дел. И я ненавидел себя, что сидел целыми днями на совещаниях, вкалывал снова на "план", сутками разбирал новые заявления идиотов, которые, побоявшись идти к психиатру, искали помощи у меня.

Теперь, когда я давно оставил милицию, я понял, чего мне не хватало тогда. Оружия. Автомата или хоть пистолета. Когда бы были они у меня, я бы меньше страдал от работы, меньше бы обращал внимания на этот бедлам. Пистолет в кобуре, автомат на ремне — они дают человеку свободу, и возвращают веру в себя. Это не угроза другим, это лишь внутреннее спокойствие. У меня есть оружие, значит, я всегда смогу отстоять свое имя… Но после Грозного мне уже не везло с оружием. Когда-то я без присмотра таскал АГС, а вот пришло время, мне не дали и пистолета. Я никак не укладывался в норматив. У меня были порваны связки на пальцах, и с опозданием в две секунды я заряжал магазин. И инструктор, обычный уставной служака, всегда ставил заслуженный "неуд". Мне часто не хватало на службе его пистолета, я часто попадал в ситуации, когда он нужен был позарез. Часто хватался за камень или за палку. Но я презирал инструктора за верность уставу, и ни разу ни о чем не просил. А позже прочел у какого-то писателя: "Пусть по уставу служат те, кто пороха не нюхал". И понял, что был тогда прав.

Я очень тосковал по Чечне. Вспоминал Грозный, жалел, что уехал оттуда, что не согласился на новый контракт.

Не согласился на новый контракт… Теперь, когда давно написан "Комендантский патруль", когда найден и опубликован, считавшийся мною потерянным "Ночной патруль", я хочу рассказать правду, которую замолчал в обоих романах. Я испугался. В ту осень 2004-го, когда нужно было подписывать новый контракт, я испугался смерти. Почувствовал, понял, что стоит поставить роспись и полетит моя голова. Я знал даже месяц, когда она покатится с плеч: август. И мне стало страшно. И именно страх отправил меня домой. Я должен был остаться, должен был подписать новый контракт, но у меня не хватило духа.