Мир ярче с тобой. Сборник рассказов
Шрифт:
– Если все другим – самому ничего не останется.
– На самом деле, такая жизненная позиция скорее обогащает. Потому что «блаженнее давать, нежели принимать».
Чтобы отделаться от этого назойливого деда, Леша лишь присвистнул на его странное выражение, оставив слова без комментария.
Лавируя между большими автобусами, водитель кое-как воткнул свой «Пежо» в небольшое пространство, освободившееся на остановке. Но только он собрался отъезжать, как его выезд всем корпусом перекрыл какой-то «ПАЗик». Алексей несколько раз длинно просигналил, но тот упорно продолжал стоять. Выругавшись, Леша попытался его объехать.
– Нервная у тебя работа, ничего не скажешь, – вздохнул дед.
– А то… – подтвердил водитель, довольный тем, что ему хоть кто-то от всего сердца посочувствовал, – вот и я говорю, затопчут тебя, если станешь всем уступать.
– Да… мир сошел с ума. Очевиднейшие вещи люди не понимают. Думают, что расталкивая других локтями, в жизни больше добьются. А вот пропусти он тебя, и ты бы сейчас не психовал, и настроение у всех было бы гораздо лучше. Что там настроение?! Вся жизнь преобразилась бы, если состояла из таких вот уступок. Позабыли люди вкус добра. Даже не ощущают к нему побуждения. Чувство голода знают, похмелье известно, а вот сделать что-то хорошее людей не тянет… А все почему? Потому что личного опыта доброделания маловато. Вот ты удивляешься: «Что за нелепица – «блаженнее давать»?» А попробуешь что-то ценное оторвать от себя и отдать другим…
– …и они тебя кинут, да еще посмеются над лузером.
– Может и так. Зато в чем-то другом добро к тебе обязательно возвратится. Но со временем начинаешь больше ценить даже и не это, а состояние в душе после хорошего поступка. После него так спокойно становится, благостно. Ни за какие сокровища мира подобные ощущения не купишь. А уж когда навыкнешь в доброделании, когда для тебя оно станет естественным, и иного варианта поведения даже не пожелаешь и представить…
– В общем, схема понятна. Творить добро выгодно, – перебил деда водитель.
– Не то, чтобы… хотя и это тоже. Знаешь, законы математики напрямую здесь не действуют. Доброта, скорее, сродни искусству, творчеству. Ты никогда не замечал, как красива доброта? Есть в ней что-то Божественное. Я бы даже сказал более конкретно. Доброта – это и есть отблеск Божественной красоты в нашем мире. Или, если хочешь, вкус добра – это шестое чувство…
– Ну, это вы, папаша, загнули! – Леша даже рассмеялся. – Между прочим, шестое чувство ничего общего с делами милосердия не имеет. Это вообще про мистику, ясновидение там всякое.
– Шестым чувством, Лешенька, можно назвать любое, не входящее в список основных пяти: зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Так что это – не обязательно про экстрасенсорику. И чтобы ощутить это самое чувство… В общем, лично я впервые по-настоящему испытал как приятно творить добро, когда последовал совету из книги о батюшке Серафиме Саровском. Он предлагал хотя бы один день полностью воздерживаться от зла и поступать только правильно.
– Кто ж его знает, что в жизни правильно, а что нет?
– О! Для этого имеются десять заповедей. Но я даже не их имел в виду, а вещи вполне обычные.
Дед еще много чего говорил. Алексей не принимал его слова всерьез. Ну, стало скучно старичку, захотелось с кем-то покалякать… бывает. Уже к вечеру этот разговор вытеснили тысячи иных забот, проблем и мыслей. Только месяц спустя, когда на сердце стало особо пакостно, а воспоминания об Ясмине обострились, Леша вспомнил о деде. Он же что-то там бубнил про возвращение добра тем или иным способом. Что если действительно прожить один идеальный день? Поставить себе такую цель? Авось на душе полегчает.
Первое, что он в тот день сделал – это убрал блокировку с передней двери. И сразу же кабину заполнили какие-то странные личности. Но вслух он не возмутился, даже когда в кабину полезли двое работяг в не вполне чистых спецовках. Вскоре какая-то скандальная тетка потребовала выключить динамики его наикрутейшей акустической системы. Мол, голова болит, и вообще, водитель обязан думать о комфорте пассажиров, а не заниматься саморазвлечением.
В течение дня претензии одна за другой сыпались как никогда ранее. Словно где-то прорвало невидимую плотину, некогда сдерживавшую людское негодование, и теперь весь смрад человеческой злобы и недовольства выливался на Алексея как раз в то время, когда он решил вести себя идеально и не поддаваться на всякие провокации.
– Водитель, почему не объявляете остановки?! Я чуть свою не проехала!
– Ой! Как здесь душно. Небось, еще и печка включена?
– Куда мне девать твою мелочь? Ты бы еще по одной копейке сдал!
– На улице холод собачий, а у вас даже печка не включена! Совсем со своей экономией о народе не думаете! Одни рубли перед глазами!
– Остановите, пожалуйста, меня тошнит…
– А нельзя ехать поаккуратнее? Чать, не дрова везешь!
– Меня не калышет, что пробки! Транспорт должен прибывать по расписанию!
– Потерпеть только этот день, – едва сдерживая гнев, мысленно уговаривал себя Алексей.
Раньше бы он давно рявкнул, и все претензии мигом испарились. Но «чистота эксперимента» не позволяла это сделать сегодня. А значит, стоило постараться выполнять требования капризных пассажиров. Теперь, всякий раз подъезжая к остановке, он как можно четче объявлял ее название. Сдавать сдачу старался только крупными монетами. Ждал, если видел, что кто-то бежит к его маршрутке, даже при сильном отставании от графика. А когда кто-то его «подрезал», ругался не в форточку, а тихо себе под нос.
Через несколько часов такого нервного напряжения и непривычного поведения он вымотался как никогда. И уж, конечно, не испытывал никакой особенной радости в душе.
– Шестое чувство, говоришь? – ворчал он про себя. – Это, наверное, когда голова идет кругом от усталости.
С маршрута Алексей решил уйти гораздо раньше обычного. Он позвонил Вадику, который в тот день был у них «таймером» и следил за графиком всей смены, и сказал ему, что плохо себя чувствует и поехал отсыпаться. Это было сущей правдой, так что даже ложью он не согрешил.