Мираж черной пустыни

Вуд Барбара

И все же чего-то не хватало.

— Не знаю, Деб, — сказала Сара, усаживаясь на траву рядом с подругой. Она задумчиво ковыряла босыми ногами красную глину и наблюдала за рыбами в прозрачной воде. — Мне кажется, этого недостаточно.

Дебора, которая не обладала художественными талантами и поэтому искренне восхищалась достижениями своей подруги, возразила:

— Ты сможешь шить замечательные платья из этой ткани, Сара. Я знаю, что, если бы у меня были деньги, непременно купила бы у тебя одно!

Сара улыбнулась. Несмотря на то что Дебора носила фамилию Тривертон и ей принадлежал огромный дом на холме прямо в центре кофейной плантации мистера Сингха, а ее тетя была владелицей миссии

Грейс, денег у Деборы не было. Дело в том, что дом этот ничего не стоил: его содержание обходилось слишком дорого, и желающих купить это старое строение, со всех сторон окруженное кофейными деревьями мистера Сингха, не находилось. И все знали, что практически с самого дня основания миссия была убыточной, потому что в школу и больницу всегда брали тех, кто не мог заплатить, и что все средства, которые доктор Тривертон когда-либо удавалось добыть, она тут же тратила опять на миссию, ничего не оставляя себе. Ходили даже слухи о том, что, если бы не помощь католических монахинь, предложенная ими несколько лет назад, миссия давно бы уже разорилась. Так что Дебора Тривертон была так же бедна, как и Сара Матенге; и это было далеко не единственное, что объединяло их.

— Подумать только! — воскликнула Дебора, протягивая подруге журнал. — В Америке все еще носят мини-юбки!

Сара с завистью смотрела на моделей. В Кении мини-юбки были запрещены. Власти заявили, что это «неприлично и недостойно женщины», что мини-юбки «разжигают в мужчинах постыдные страсти».

— Нет, мне никогда не вписаться в их круг, — в отчаянии произнесла Дебора. — Посмотри, во что я одета! — На ней были простое ситцевое платье и босоножки. «Самое то для кенийской деревни, — думала она, — но совершенно не подходит для кампуса престижного Калифорнийского университета».

— В Америке сейчас можно носить все, что хочешь, — успокоила ее Сара. — Посмотри сама: миди, бабушкины платья, крестьянские юбки, а вот вельветовые брючные костюмы. Или вот, голубые джинсы с заплатами всех цветов радуги. И даже шорты! Ты, главное, помни, — сказала она убежденно, — что ты получишь диплом с отличием и вернешься домой высококлассным специалистом. Все будет так, как сказал профессор Муриуки.

Деборе оставалось только надеяться, что предсказания Сары исполнятся. Ее самой главной мечтой было стать хорошим доктором. Быть такой, как тетя Грейс, и идти по ее стопам.

— Если бы только у меня были деньги! — воскликнула Сара, швыряя камешек в воду. — Уж я-то знаю, что могла бы шить лучше, чем миссис Дар! Она такая консервативная, у нее нет никакого воображения. Она и слушать не хочет мое мнение! На прошлой неделе пришла жена доктора Чандра, так миссис Дар одела ее в костюм зеленого цвета, который ей ну никак не идет! Я-то сразу увидела, что ей нужно что-нибудь светло-коричневое, может, с золотистой отделкой. А юбки миссис Дар на ней просто висят, как на вешалке! Ох, Деб, если бы у меня были деньги, я бы купила швейную машину и открыла собственное дело. Я могла бы работать прямо здесь, у себя дома. А когда у меня появилось бы несколько постоянных клиентов, закупала бы оптом небеленый муслин и окрашивала отрезы так, чтобы они индивидуально подходили каждой из них.

— Эти очень красивые, — заверила ее Дебора, кивая на разложенные на валунах куски батика.

Сара схватила один из них, выкрашенный разными оттенками красного и оранжевого, и предложила:

— Давай посмотрим, как это будет смотреться на тебе.

Дебора засмеялась и сказала:

— Канги мне не идут, Сара. — Но все же поднялась и позволила подруге обернуть вокруг себя жесткий материал.

Несмотря на то что Дебора была мзунгой, ее кожа была ненамного бледнее, чем кожа Сары, ведь всю свою жизнь она провела под

жгучим экваториальным солнцем. В то время как большинство белых, живущих в Кении, старательно пытались защититься от безжалостных прямых лучей солнца, Деборе нравилось ощущать солнечное тепло на своих руках и лице. Но это не означало, что девушки похожи друг на друга. Несмотря на то что у Деборы были короткие кудрявые черные волосы и карие глаза, внешность ее была абсолютно европейской, тогда как Сара имела ярко выраженные африканские черты. Она носила модную в то время прическу — множество туго заплетенных косичек, собранных вместе на макушке, которую венчал фонтан волос. Такая прическа удлиняла ее и без того длинную шею и подчеркивала изящество ее тонких рук и стройного тела. Дебора считала Сару Матенге исключительной красавицей и даже немного завидовала природной грациозности и чувству стиля, присущему ее подруге.

— Тебе здорово идет, Деб, — сказала Сара, отступая на шаг назад и изучая свое творение.

Дебора медленно поворачивалась в солнечном свете, пытаясь поймать свое отражение в водах реки. Сара обернула ткань вокруг нее по принципу канги — перехлестнула на груди и завязала в узел под шеей.

Потом Сара вновь нахмурилась.

— Что-то не так? — спросила Дебора. — Тебе не нравится?

— Это не то, к чему я стремлюсь, Деб. Все это выглядит чертовски банальным. — На лице Сары появилось задумчивое выражение. — Помнишь, несколько лет назад был в моде ливерпульский стиль? А потом Карнаби-стрит? А вот кенийского стиля не существует. Нет такого стиля, который можно было бы назвать уникальным, присущим только Восточной Африке.

— А как же канга? Я бы сказала, что это типичный восточноафриканский стиль.

Да, это действительно было так. Впервые эти большие прямоугольники ярко раскрашенной хлопчатобумажной ткани, известные под названием «канга», появились на кенийском побережье в девятнадцатом веке. Теперь мода на кангу распространилась по всей Восточной Африке: женщины носили их и в поле, и на рынке. Из канги можно было сделать простое платье, если обернуть ее под мышками и подоткнуть; иногда ее завязывали узлом на плече или на шее. Использовали ее также в качестве юбки с запахом, шали, люльки для младенцев, оборачивали вокруг головы в тюрбан. Канга была дешевым, простым нарядом, который не требовал особого ухода и отлично подходил образу жизни африканских крестьянок. Но Сара не собиралась создавать одежду для вананчи.

— Я думаю о тех женщинах, которые работают в городах, Деб. Их становится все больше — многие сейчас стремятся получить работу в офисе: учатся на секретарей, администраторов. Женщин начинают брать на работу в банки и коммерческие фирмы. Есть даже женщины адвокаты! Эти женщины не могут носить кангу. И что же тогда они носят? — Она ткнула пальцем в сторону «Мадемуазель». — Они покупают дешевые имитации американской и британской одежды!

— Ну тогда, — ответила Дебора, — ты могла бы делать готовые платья на основе канги, из той же ткани. Тогда это, несомненно, будет новый стиль и уж точно кенийский.

Сара затрясла головой, при этом ее золотые серьги в виде колец засверкали на солнце.

— Я не хочу шить из ткани, из которой делают канги. Ненавижу эти дурацкие высказывания, которые на них печатают.

По не известной никому причине много лет назад среди производителей тканей для канг появилась странная мода: на каждом отрезке печатался афоризм на языке суахили. Многие из них были такими древними и настолько неясного происхождения, что не имели для современников никакого смысла: «Видоле витано, кипи ни бора?» — «Из пяти пальцев который лучший?» А другие, наоборот, были избиты и банальны, например: «Акили ни мали» — «Человек богат умом».