Мираж

Хашогги Сохейр

Для работы это, конечно, не годится, но прекрасно подойдет для первого свидания с Брэдом Пирсом.

Они встретились в ресторане на Уинтер-плейс, и Брэд начал с извинений, что не смог подвезти ее. Дженна ответила, что и сама неплохо добралась.

— Но я все равно прошу прощения, — настаивал на своем Брэд. — Я человек старомодный, как это заведение, — произнес он, указывая на по традиции отделанные темными домовыми панелями стены ресторанного кабинета. — Я должен был прийти к вашим дверям с букетом цветов в руках. Но деловая

встреча затянулась, я опаздывал, а мне не хотелось заставлять вас ждать, так что…

— Не волнуйтесь, все получилось как нельзя лучше, — успокоила его Дженна. — Намерение стоит дороже поступка. Во всяком случае, на первый раз, — сказала она, подивившись собственной смелости и поражаясь бесу, который в нее вселился.

Возле Брэда незаметно возник солидный, одетый в строгий, под стать заведению, костюм официант.

— Подать вина, сэр? — учтиво спросил он.

Брэд кивнул.

— Я позволил себе все заказать заранее по своему вкусу, но если вы предпочитаете…

— Нет, — ответила Дженна, — обожаю сюрпризы.

Сноровисто, но без всякой рисовки официант накрыл стол: консоме, зеленый салат, жареная курица и французское вино.

— Я десятки раз проходила мимо этого ресторана, — сказала Дженна, — и не представляла себе, какое это… замечательное место.

— Любимый ресторан моего отца. Однажды я назначил здесь мое самое важное в жизни свидание.

— С будущей женой? — спросила Дженна, польщенная тем, что именно с ней Брэд решил продолжить свою традицию свиданий в этом ресторане.

Он кивнул.

— Мы познакомились еще в школе. С тех пор у меня не было необходимости еще кого-то искать. Я это знал, и Пэт тоже знала.

— Это звучит немного старомодно.

— Я же вам говорил…

— Да, правда, — рассмеялась Дженна. — Вы несовременны.

За кофе разговор продолжился. Брэд пустился в воспоминания о своей жене, постоянно извиняясь, что докучает Дженне скучной историей, но Дженна с удовольствием слушала Брэда, искренне убеждая его, что ей ни капельки не скучно.

— У вас никогда не было детей?

— Не было.

— Вас это не смущало? — Несмотря на годы, проведенные в Америке, Дженна в душе оставалась уроженкой аль-Ремаля, ей показалось странным, что мужчина не оставил свою бездетную жену и продолжал любить ее.

— Нас обоих это смущало. Очень смущало. Но… Пэт не могла иметь детей. Я бы сказал, что это обстоятельство нас преобразило. Мы вспомнили о том, сколько на свете нежеланных, бедствующих детей. Тогда-то и появился Фонд. Пэт объездила все страны мира от Африки до Индии — захолустья, где множество детей умирает от голода и отсутствия медицинской помощи. Пэт основала приюты в местах, где было много беспризорных детей. Последние десять лет она готовила добровольцев для работы с детьми, зараженными СПИДом. С помощью Пэт было подготовлено столько медсестер, что их хватило бы на все больницы Бостона.

— Она

была замечательной женщиной.

— О да. — Глаза Брэда увлажнились, он погрузился в воспоминания.

Дженна протянула руку, коснулась его плеча. Это был жест сочувствия. Странно, подумала она, что ее тянет к человеку, столь привязанному к своей покойной жене. Однако решила она, в этом нет ничего странного. Как психолог, Дженна понимала, что преданность Брэда памяти Пэт является свидетельством его способности любить.

Заметив, что старик официант поглядывает на часы, Дженна посмотрела на свои.

— Уже очень поздно, — с сожалением сказала она. — Думаю, что старый джентльмен ждет не дождется, когда мы уйдем.

— Можно я вас поцелую? — спросил Брэд, когда они остановились у дверей квартиры Дженны.

— Что?

— Наше первое свидание! — напомнил он.

— Господи, вы действительно старомодны.

Но на самом деле Дженна была очарована Брэдом.

— Думаю, — сказала она, — я тоже достаточно старомодна.

Их губы соприкоснулись, он нежно погладил ее по щеке. Ласка была бесхитростной, но обещала многое: она будила воспоминания о том далеком времени, когда ее желали и любили. Дженне хотелось, чтобы эта невинная ласка продолжалась вечно.

Постепенно Дженна поняла, что ее объединяет с Брэдом не только чувство утраты и одиночество. Оба любили Норт-Энд и музей Изабеллы Гарднер, ненавидели диеты и то, что выдавалось за современное искусство. Но что еще важнее, им было легко друг с другом. Сидели ли они на стадионе или прогуливались по набережной, темы для разговоров не иссякали. Даже молчание их не тяготило — то было очень доверительное и доброе молчание, а не пустота, которую надо было чем-то во что бы то ни стало заполнить.

Однажды в субботу, когда они жевали сандвичи в открытом кафе, Брэд удивил ее неожиданным предложением.

— Я бы хотел пригласить вас на чай в дом моей матери. Завтра.

— Вашей матери?

— Да. Надеюсь, что вы станете очень важной частью моей жизни, и мы не можем сбросить со счетов существование моей матери. К тому же это может оказаться забавным.

Дженна была тронута и польщена. Однако, вспомнив о своей свекрови, ужасной Фаизе, она усомнилась, что знакомство окажется «забавным».

И не ошиблась.

Абигайль Уитмен Пирс оказалась столь же впечатляющей, как и ее аристократическое имя.

Худая, прямая, как палка, старуха с жесткими седыми буклями жила на Бикон-Хилл в доме, больше похожем на музей.

Когда она на европейский манер в обе щеки расцеловала сына, ее жесткие серо-стальные глаза на мгновение смягчились, но только на мгновение. Когда Абигайль повернулась к Дженне, взгляд старухи не сулил для гостьи ничего хорошего.

— Вы знали Патрицию, дорогая? — спросила Абигайль за чаем и сандвичами с кресс-салатом.