Миражи
Шрифт:
Леди Маргарет бессильно опустилась на ступеньку и устало провела рукой по лицу. Некоторое время ей было слышно, как гудит мотор удаляющейся машины. Постепенно этот шум становился все тише и наконец смолк совсем. Ее сердце стало биться не так бешено.
Полдела сделано. Половина этого утреннего кошмара позади. Теперь нужно убедить Патрика одуматься и сделать то, что нужно. То, чего ждет от него она. Надо нарисовать перед ним заманчивые перспективы блестящего будущего. Словом, еще один шаг –
Сколько она себя помнила, ей хотелось сделать из Патрика человека, добиться для него власти и славы, чтобы расквитаться с прошлым, рассчитаться за долги отца и за то, что ей приходилось делать ради денег. В этом была ее месть – стать на такую ступеньку общественной лестницы, где можно позволить себе все, что угодно, не опасаясь чужого мнения. И она добьется своего, теперь, когда сделано так много, отступать уже некуда.
Патрик медленно возвращался домой. Он бродил по полям несколько часов. Прогулка его успокоила, но навести порядок в собственных мыслях и чувствах он так и не сумел. В нем боролись стыд, злость и недоумение. Он впервые так глупо потерял над собой контроль, и теперь его мучило раскаяние.
Он бесшумно вошел в холл и направился к лестнице. Надо увидеться с Франческой, только у нее можно найти поддержку.
– Патрик!
Из гостиной вышла его сестра. На щеке у нее багровел кровоподтек, веко распухло. Патрик устыдился того, что сделал.
– Прости меня, Маргарет, – виновато сказал он. – Я слишком раскипятился.
Ему стыдно было смотреть на нее, и, отведя глаза, он зашагал по лестнице.
– Патрик, если ты к ней, то ее нет, она уехала.
– Уехала? – Он неуверенно оглянулся. – Как это – уехала?
– Несколько часов назад, с Генри. В Мотком-парк. А уж куда она направится потом, не имею чести знать.
Она коснулась рукой распухшей щеки, чтобы он полюбовался на плоды своего безумия.
Он посмотрел на нее долгим взглядом и сокрушенно обхватил голову руками.
– Ах, Маргарет, – прошептал он. – Что же ты наделала!
– Я сделала то, что сочла необходимым для твоей пользы, Патрик, как и всегда. – Она присела перед ним на корточки. – Я ведь люблю тебя, Пэдди, ты прекрасно знаешь.
– Вряд ли ты понимаешь, что значит любить.
Каждое слово давалось ему с трудом.
– Я позвоню Джону, попрошу задержать ее до моего приезда.
– Нет, – отрезала она. – Никуда ты не позвонишь. – Она положила ладонь ему на руку. – Ты поедешь в Лондон на собеседование с Чарльзом Хьюитом.
– Мэгги, умоляю, оставь ты эту затею. – Он прикрыл веки, но в глазах все равно стояло обезображенное лицо Маргарет. Он почувствовал внезапную слабость.
Она привлекла его к себе и нежно погладила по спине.
– Какой же ты дурашка, Пэдди, – прошептала она. – Неужто ты сам не понял, что произошло между вами? Она всего лишь запутавшееся дитя, беззащитная девочка. И ты ее пожалел,
– Нет! Я…
– Ты… – она сделала паузу. – Ты слишком добр и любвеобилен. – Она поцеловала его в макушку. – Уж мы-то с тобой это знаем. Сколько ей лет, Пэдди? Не больше шестнадцати, наверно? Семнадцать? А откуда она взялась? Думаешь, ты смог бы взвалить на себя бремя того страшного опыта, который у нее за плечами? Ну скажи?
Он отстранился и пристально посмотрел на сестру. Вспомнил шок, который испытал после рассказа Франчески.
– Словом, она совсем ребенок, – завела опять Маргарет. – А ты зрелый мужчина, и нельзя тебе портить себе жизнь из-за романтической причуды. Сколько времени вы были знакомы – две недели, так? Это же просто временное ослепление, Патрик, разве ты не понимаешь?
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, Мэгги, это совсем другое.
– Ты правда так считаешь? Но я лучше знаю твою натуру, чем ты сам. Поверь мне, Пэдди, ты не влюблен. Так уж совпало: ты был в дурном настроении, тебе требовалось чье-то участие, чье-то внимание. Наш отец тоже временами давал слабину, из-за этого и спился, разрушил свою жизнь и наши заодно. Разве я не права?
И пока она произносила все эти слова, ее пальцы нежно гладили его по волосам.
– Пэдди, я ведь всегда старалась заботиться о тебе. – Мягкий ирландский акцент напомнил ему детство. – Правда?
Он кивнул.
– Тогда поезжай сегодня в Лондон. Сделай это ради меня, Пэдди, ладно? Пожалуйста.
Силы разом оставили его: в ее руках он будто превратился в мягкую глину. Всегда она ломала, корежила его, чтобы вылепить нечто по своему усмотрению. Неужели он никогда не сумеет вырваться из-под ее опеки? Достанет ли ему для этого мужества? Он не знал.
– А если я откажусь?
– Нельзя, Пэдди, никак нельзя. – Она опять дотронулась до своего лица, напоминая о том, какие страдания он ей принес, о том, на какие жертвы она шла ради него. – Сделай это для меня и для себя.
– Маргарет, а что если… – Он лихорадочно соображал, как можно поступить в этой ситуации. Может быть, позвонить Франческе из Лондона, попросить ее подождать, объяснить ей, в чем дело. – Мэгги, я…
Она не дала ему договорить, прижав палец к его губам.
– Прошу тебя, Пэдди. Послушай меня, доверься мне и сделай, как я говорю.
Голос ее звучал нежно, ласково, он обволакивал Патрика теплом, навевал безмятежный покой. Он всегда чувствовал себя неуверенно на этом свете, нетвердо держался на земле. В любую минуту мог упасть. Сестра тихонько водила пальцем по его щеке, гладила по голове, как в детстве.
– Ах, Мэгги, – безропотно выговорил он.
Что он мог поделать? За него все было решено, он тоже ждал, когда выпадет шанс, и теперь выбор был сделан раз и навсегда.
– Хорошо, Мэгги, – сказал он. – Я поеду.