Мириад островов. Рождение героя

Мудрая Татьяна

— Мам, тот самый? — догадливо спросила Олавирхо.

— Кто-то, — сурово ответила Галина. — И кончен разговор. Живо бегите к маме Орри и папе Рауди, доложитесь. Пускай сообразят насчёт особо хорошего обеда и баньку пожарче истопить. Ты как, Барб, в чистые овощееды пока не записался? Постов вроде бы нет никаких.

— Странника сие не касается. Потребляю всё, что дадут, — ответил улыбаясь.

— А уж мыться-стираться, помню, всегда любил. Признайся, во время долгого пути разве что из-за борта солёной водой окатывало?

—

И ещё из ведра, когда палубу мыли, — подхватил он. — Ты, я вижу, наловчилась задавать своим мужчинам баню.

— Каким мужчинам? Орри у нас твёрдо по женской части идёт. Вот Рауди — иное дело. Ты ведь слышал, кто из нас есть кто?

— Слегка запутался. Какая девочка от меня?

— Младшая, конечно. Барба-Варенька. Черноволоса и синеглаза, словно капитан Блад.

— Пират?

— В пиратах у нас дочка Орихалхо числится. Азартна и не так любит учиться и рассуждать, как действовать.

— Наслышан. И что Рауди — догадывается?

— Нельзя же столько лет человека дурачить. Все мы всё знаем. И никаких с того слёзных драм не вышло.

— А такое распределение ролей — лишь для удобства в общении. Верно?

— Барб, я уж привыкла, что в простоте душевной ты перед моими очами не являешься, — чуть резко проговорила Галина. — Не заговаривай зубы. Говори, в чём дело, пока мы одни. И покороче.

— Покороче не выйдет. Одно могу сказать сразу: поручение моё — из добрых, хотя тебе не одна с него радость получится.

— Утешил. Ну, говори же.

Они снова уселись — Галина отделила от себя часть своей тряпки, ровно столько, чтобы щёголь-монах не повредил роскошных одежд.

«А если прострел заработает — его личное дело», — подумала с лёгкой мстительностью.

— Что король Кьяр развелся, отправил жену в монастырь и сам постригся в монахи — слышали ведь?

— Естественно. Голуби на крыльях принесли, а потом и указ по воде прибыл. Но без особых деталей.

— Там получился небольшой мятеж. Зигрид всегда чувствовала себя на чужом месте и оттого бывала несколько опрометчива. Помнишь Михаила?

— как не помнить. Безусловно.

— Ну вот, отродив нужное количество королят и не имея иных занятий, она предалась развлечениям, — чуть поморщившись, объяснил Барбе. — Вот и затянуло её. Пошла наперекор нашим вечнозелёным дамам во главе с матерью моей и Кьяртана. Взяла на ложе кавалера весьма двусмысленной репутации. Чуть не погубила этим одну девочку, королевскую воспитанницу, против коей и составился упомянутый заговор. На жизнь Кьярта тоже покушались — тот самый сьёр Эрмин. В целом обошлось: теперь у нас на троне юный Фрейр-Юлиан, родной сын короля, и та самая малютка Фрейя. Обменыши: первый вырос в городе Москва, вторая оттуда родом. Уже и наследник растёт.

— А ты как в эти дела замешался?

— Поручение Братства. Меня тогда смотрели на высокий пост, ну и сказали:

«Недостойно тебе шарахаться от тени. Иди и склони короля Кьярта на сторону бывшей Супремы — это нам необходимо, но для тебя самого лишь предлог испытать себя. Смотри ему прямо в лицо и говори одну лишь правду — ничего, помимо правды, как ни была бы она для тебя невыгодна и опасна».

— И верно — твой самый жуткий страх. Встретиться с ним лицом к лицу.

— Я всё вспоминал святого Франциска из Ассизи. Как он велел стыдливому брату раздеться догола во время святой мессы.

— Теперь Кьяртан знает?

— Представь себе. Знает и то, что я, как его сводный брат, обязан ему верностью, а вместе со мной — моё братство. И что? Всё по сути осталось на своём месте. Земля не разверзлась и небеса не обрушились. Душу он мне подарил, сердце оставил при себе. Оба мы одиноко стоим против ветра — и оба тем счастливы.

— Я рада. Поистине рада. Так что там насчёт меня?

— Молодой король собирает вокруг себя родню, ближнюю и дальнюю. А твои дочки — они ведь тоже родственницы с левого боку, сам король-отец в своё время объявил о том прилюдно.

— Но это неправда. Даже в том, что касается Олли.

— Кто будет особо копаться и входить в детали? Я официально признан королевским братом, Рауди и такого признания не потребуется.

— А что мы все заразны — то не считается.

— Оставь. Вы все в этом смысле благонадёжны. Ещё ради того я и приехал, чтобы сообщить: никто в Вертдоме не сумел и не сумеет подхватить от тебя и других рутенцев бациллу. Доказано на опыте.

— А сама Земля…

— Там иные проблемы, — коротко ответил Барбе.

— Хорошо, об этом позже. Я ведь сама захотела коротко и ясно.

— Твои дочери неплохо образованы — вы покупаете им книги, круглые сутки с ними возитесь, а в последнее время пытливость девочек работает сама по себе. Отличные наездницы, хотя вот лошадей видели только на картинке: седлают мулагров. Владеют многими видами оружия. Рукодельницы и поварихи тоже отменные — в размере куда большем, чем принято у знатных девиц. Но ведь это сущие дикарки — не знают никого помимо вас троих, не сумеют быть одни посреди многолюдья. И, кстати, вы принимаете в расчёт, что это уже невесты на выданье?

— Да. Я немало о том думала. Им почти столько, сколько было мне, когда отец привёз меня в Верт. Но, Барб, если ты здесь, то на острове могут поселиться и другие.

— Хочешь устроить здесь колонию? — спросил езуит. — Предположим, ты получила такое право. Высокое королевское помилование, снятие печатей и открытие затвора.

«Ох. И верно — помилование. Я, как всегда, не помню самого важного».

— А здесь ещё и чумные погосты повсюду — вы свыклись с их дыханием, вам оно ни с какой стороны не страшно, однако вольный народ, пришедший со стороны…