Мириад островов
Шрифт:
Многое происходило — явно и тайно.
Но когда посреди ясного дня заревели трубы, вызывая людей за стены, это стало неожиданным для всех — хотя натягивали доспех, бежали по лестницам, грузили и грузились в подъёмные клети с заученной и бездумной чёткостью. Да и голос этих сирен, даже слышимый в стенах, был не сладкогласен, выйдя же за их пределы, оказался куда страшнее воя римской волчицы — буцины.
Когда ждёшь врага — не озирайся по сторонам. Но Галина Рутенка куда как чётко видит неширокую двойную цепь друзей, брошенную на горные
Хельмут фон Торригаль. Его жена Стелла. Их сын Бьёрн.
Триада живых мечей — защитники королевской крови.
Впереди раздёргивается тонкая завеса тумана. Море отступило, и впервые за многие месяцы обнажено то, что скрывали шхеры: мелкие камни, на них широкий понтонный мост, на мосту сплошь — коренастые люди в маскировке, с лицами, замазанными тусклой пятнистостью. С коротконосым, толстоствольным и как бы крылатым оружием поперёк груди и горбом за плечами. Передовые карабкаются вверх по склонам и строятся врассыпную, основному составу нет и такой нужды — прилив сам поднимет вровень с берегом.
«Мы их не достанем. Только наши орудия дальнего боя, и то лишь проредят строй. А у них вертолётные ранцы. Миг — и у каждого за спиной раскроется крылатый треножник. Пронесёт над нашими стрелами».
— Их легендарные мечи, Нотунг, Колада, Зульфикар и остальные, на сей раз не пошли за человеком, — послышался слева мягкий голос Шахина.
— Нет у них благословения своей матери-земли, — это вторит справа Хайсам. — Мы же его испросим.
«Сказки».
Но уже прозвучала команда:
— Второй ряд — лучники к бою! Первый ряд — в клинки!
Кажется, махины всё же ударили из-за спин защитников, со свистом посылая камни, с рокотом — глыбы. Но ещё раньше вдоль обоих рядов полоснула свинцовая плеть. Отмечая свой след кипящими алыми пузырями. Разворачивая, сгибая, роняя наземь. Поливая траву чистой кровью королей.
«Хайсам и его кохерт. Не оборачиваться назад. Шахин и его…. На мне — пропуск стежка, пропуск…Рауди — с Ворона. Орри? Рядом с ней Арми? Я стою. Одна. Нет, вон эти трое — тоже!»
Торстенгаль в трёх лицах. Не стоят — взлетают. Грозные контуры тянутся ввысь, увеличиваются, роняют с себя одежду. Легко касаются, обходят своих павших. Сливаются воедино. Мерцающее дамасское крыло.
И узкой свистящей чертой летят поперёк неровного строя захватчиков. В центр.
Те не ожидали
Облако из стальных частиц расширяется, набухает чужой кровью, Гудит и звенит.
Та, что по-прежнему стоит, не удивляется. Лишь отмечает, что Троим не хватает захвата, прогал в чаще неприятеля слишком узок.
И почти бездумно, пронзительно повторяет команду:
— Братья! Те, что жив, — в клинки!
Они встали и двинулись. Пешие. Страшно медленно. То и дело роняя себя в кровавую жижу. Поднимаясь. Оскальзываясь. Обращаясь в узкую живую стрелу. Прорываясь через массу, не успевшую понять и сомкнуться намертво.
Наконец, нагнали живую сталь. Дошли к своей смерти.
Когда невозможно поднять ни меч, ни огнестрел, в ход идут командирские «Desert Eagle» и кривые кинжалы — их удобно выхватывать и всаживать в сердце противника. Не так прямые. Хотя против главного «Орла Пустыни» встаёт именно прямой басселард. Ударяет и возвращается весь в липком пурпуре. Снова и снова.
Мерзко тёплое, бурое застилает глаза, клеит, коробит одежду под латами, делает рукоять в пальцах скользкой. Под ногами борющихся — край бездны. Перед лицом одних и спиной других — сама бездна.
Море пришло и колышет на себе плоты. Нет. Пенится, отступает, утягивает в себя, на зыбкое дно, откуда бьют вверх кипящие ключи. Это Та-Кто-Стоит-Впереди понимает из воплей. Из столбов тумана, которые сгущаются с новой силой и теперь окрашены алым. Биврёст. Что такое Биврёст? Мост из радуги. Ледяные великаны…
— Уходи, теперь отходите все! — говорит сверху трубный голос. С карниза, со склона, с высоты трёх человеческих ростов. — Мертвецы разбудили землю, теперь она сама за себя постоит. Только не станет делить на правых и неправых.
— Вот ведь лихая вояка, пап, — Галину, которая успела опомниться и даже слегка испугаться, тащат подмышки от места резни, она ничего не видит со спины, спотыкается, упираясь саблей и каблуками. — Чистого места на шкурке не отыщешь, а всё куда-то порывается. И вся-то в живительной влаге, прям облизать хочется…
— Не стебись, сыне. Протрезвиться тебе бы факт не мешало.
— …чтобы понять, ко всем чертям, сильно её поранило или не так чтобы очень. Состояние боевого аффекта, прикинь. До сих пор за кинжал держится, ну хоть бритву положила.
— Вот, называется, взяли папочка с мамочкой ребёнка на дело, — вмешивается в диалог третья персона. — Всю торжественность момента зафейлил. Галина эта хоть не слышит?
«Кто они? Говорят, как белая рутенская сволочь. Но те не стали бы возиться, добили. И не до языка им».
Похоже, она думает вслух, только очень тихо, потому что те, за спиной, восхищаются:
— Какова острота! Оцените. «Язык» — военный пленник и язык как средство говорения, кое необходимо держать в чистоте. Жёсткой ниткой прочищать от белого налёта.