Миротворец
Шрифт:
Но образы тускнели, отступали куда-то вдаль и тонули в темноте моей памяти, словно в бездонных глубинах моря. И проступали другие. Едва заметными штрихами, набросками, мазками. Словно их рисовал неизвестный художник, создавая новый мир. Не надо! Оставьте все так, как есть! Мне надо туда! Там я живу!!!
Губы были сухими, словно их осыпали горячим песком, а в горле застыл кусок острого льда. Дьявольщина! Словно услышав, надо мной склонилось женское лицо. Эйра? Нет, этого не может быть. Она же погибла. Новая жрица? Дайте же мне воды, дьявол!
– Im leddaj kamm… – тихо попросил
– Владимир Михайлович, он очнулся и бредит, – сказал женский голос.
– Berrent die vjern! Нет, только не это! Нет!!!
Откуда-то сбоку появилось мужское лицо. Чеховская бородка, очки в квадратной оправе. Боги, что вы со мной делаете?!!
– Вы меня слышите?
– Да, слышу… Где я нахожусь?
– В институте «Скорой помощи» Склифосовского.
Легкий укол в предплечье, и его лицо исчезло в тумане забытья. Хотел встать, но тело уже не слушалось. Даже боль исчезла, и я провалился в бездонную черную пропасть. Куда? Не знаю. Может быть, на встречу с богами? Я уверен, что они встретят меня улыбками.
– Давление падает…
– Черт, мы его потеряем! – раздался чей-то голос, и наступила темнота…
Я уже не слышал. В этом тяжелом и вязком беспамятстве вернулась память, и я опять шел в атаку. Видел, как мы прорвали строй нежити. Видел, как рвали на части тварей, которые несли зло на земли Асперанорра. Как наяву чувствовал вкус крови на губах, и в груди закипала злоба. Помню победные крики гномов и стоны раненых. Что было потом? Не помню… Сильный удар, и я упал с лошади. Поднялся, но получил еще один удар – в грудь. Боль. Как сквозь туман, проступало лицо Мэдда Стоука, который, отбиваясь от врагов, тащил меня в сторону. Небо над головой, затихающие звуки битвы и лицо Рэйнара Трэмпа, забрызганное грязью и чужой кровью. Он что-то кричал, но слов было не разобрать. Даже в этом бреду я опять чувствовал, как уходила из меня жизнь. Там – в Асперанорре. Как холод подбирался к сердцу. Помню, как Хаугри, упав на колени, приподнял мою голову и попытался напоить эликсиром из золотой фляги. Тщетно. Я умирал и прекрасно понимал, что умираю. Там, в этой прекрасной зеленой долине. Это было не важно – мы выполнили свой долг. Если… Если все это не бред и не сумасшествие…
…Спустя две недели меня перевели в палату.
Появились посетители. Одним из первых заявился Денис. Да, тот самый веселый коллега, похожий на Шурика из комедий Гайдая. Он притащил большой мешок фруктов и несколько пачек сигарет, которые тайком сунул под мою подушку. Он долго рассказывал о каких-то новостях, которые я не слушал. Не слышал. Не хотел слышать. Лежал и молча смотрел в потолок. Слишком многое на меня навалилось. Казалось, еще немного, и сойду с ума. Сквозь обрывки образов и мыслей пробивался веселый лепет Дениса:
– Так что твой мотоцикл отремонтирован. Мужик, в которого ты врезался, признал свою вину. Вдобавок он еще и пьян был. Бухой вдребезги! Ребята из нашей СБ с ним пообщались и пришли к какому-то соглашению. Подробностей не знаю, они тебе сами все расскажут, когда из больницы выберешься. Байк стоит в нашем гараже и выглядит лучше, чем новый. Директор пробовал бухтеть,
– Денис, остынь…
– Ну да, конечно. Понимаю. – Он кивнул и наконец замолчал.
– Что-нибудь еще?
– Нет, больше ничего нового. Пойду я… Послезавтра зайду.
– Спасибо.
Через несколько дней меня навестила жена директора. Она долго расспрашивала о здоровье и каких-то бытовых мелочах. Рассказывала о разборках с этим пьяным водителем и какой-то денежной компенсации, которую вытрясли ребята из службы безопасности.
– Сергей, я понимаю, что вам для полного выздоровления необходим отпуск. Поверьте, мы готовы предоставить все необходимое…
Незадолго до выписки в палату пришел хирург, который меня оперировал. Он долго пытался меня разговорить, наблюдая за моей реакцией. Я старался его не разочаровать и как мог поддерживал беседу. Он был похож на нашего лекаря Хаугри. Эдакий чеховский типаж.
– Скажите, Сергей Михайлович, – начал доктор. – Это ведь не первая ваша авария?
– Первая. До этого как-то Бог миловал.
– Хм… Вот как… Вы воевали? Горячие точки? Для Афганистана слишком молоды. Чечня?
– Нет, не воевал.
– Ну да, конечно… Понимаю. – Он осторожно похлопал меня по руке. – Иногда есть вещи, которые лучше забыть.
– Доктор, что вы хотите сказать?
– Дело в том, что на вашем теле столько шрамов, что… – Он замялся и несколько минут молчал. Потом вздохнул и продолжил: – Поймите меня правильно, Сергей… Я не собираюсь копаться в вашем прошлом. Мне, вы уж простите мою бестактность, просто любопытно.
– Что вас интересует?
– Ваши шрамы. Дело не только в их… изрядном количестве. Большинство ран заживало без должной врачебной помощи. Швы накладывались слишком грубо.
– Наверное, мне просто не везло с врачами.
– Да-да… конечно. – Он опять покивал. – Как ваше плечо? Не болит?
– Уже лучше.
– Когда вас привезли, оно выглядело ужасно.
– Верю.
– Когда вы поступили к нам, мы сделали рентгеновский снимок, – доктор прищурился и пристально посмотрел на меня, – и обнаружили в теле металлический осколок. Поначалу я подумал, что это пуля. Форма, знаете ли…
Он замолчал и снял очки. Неторопливо достал из кармана носовой платок и задумчиво протер линзы. Эти несколько секунд показались мне вечностью.
– Пуля? – переспросил я. – Этого не может быть…
– Вы совершенно правы, это не было пулей. Кусок металла, но очень интересной формы! Можно подумать, что вы стали жертвой Амура! – Доктор улыбнулся, но улыбка быстро исчезла, и он опять стал серьезным. – Очень, знаете ли, похоже…
– При чем здесь Амур?
– Осколок, который вынули из тела, оказался наконечником стрелы. Судя по всему, он там находился очень давно. Будь ваша рана свежей, был бы обязан поставить в известность полицию, но… за давностью лет это делать не обязательно.