Миротворец
Шрифт:
Зверобой даже не уворачивается, ему нет нужды. Каждый смертоносный гостинец исчезает задолго до того, как коснётся его мертвенно-могильной плоти.
Обычное оружие бесполезно, это уже очевидно.
— Гидеон, держись подальше! — кричу я, не оборачиваясь.
Нужно удержать фокус Зверобоя на себе. Не дать ему переключиться на Мэтта.
Остаётся одно. Задействую Выстрел душелова, который не имеет материального проявления, и впервые за весь бой мне удаётся достать ублюдка. Бесплотный сгусток прошивает его грудную клетку и…
Креллик
Бутон и Колючка изрыгают шквал Выстрелов душелова.
Однако Зверобой быстро приходит в себя. И у него тоже заготовлены сюрпризы.
Убийца стремительно смещается по коридору, и на моих глазах начинает творится нечто гротескное. Его тело будто расслаивается изнутри, словно змея, сбрасывающая кожу за долю секунды. Только вместо кожи он оставляет позади себя полную копию — плоть, кровь, доспехи, и даже чёрный балахон. Сам же Креллик «вытекает» вперёд, его новая оболочка мгновенно затвердевает. Процесс выглядит настолько противоестественно, что к горлу подкатывает тошнота.
Теперь мои Выстрелы душелова поражают эти пустые копии-приманки, а сам убийца оказывается уже в другом месте, готовый повторить свой тошнотворный трюк. Каждый раз, когда он покидает очередную телесную оболочку, та остаётся позади совершенной статуей — пока не рассыпается в прах от моих атак.
Сукин сын, как он это делает? И почему способность, которая наводится именно на аркановую энграмму, уничтожает этих двойников? Неужели, он оставляет в каждой из них частичку своей «души»?..
В ярости убийца усиливает ауру. Распад даже абсолютного снаряжения ускоряется, заставляя его потрескивать. Каждая секунда в этом поле — чистая агония. Моя регенерация трещит по швам, едва поспевая за разрушением. Выдержка — вот что сейчас важнее всего. Кто первым не выдержит этой пытки, тот и проиграет.
Краем глаза я замечаю, как излучение Зверобой уничтожает всё вокруг. Стены крошатся в пыль, статуи и колонны опадают лепестками. Скоро здесь останутся лишь руины. Вот и хорошо. На хер этот сраный монумент безграничному эго, и на хер его владельца.
— Знаешь, а ведь у нас могло бы получиться неплохое партнёрство, — вкрадчиво говорит Креллик, смещаясь вокруг меня. Его движения — сама грация хищника. — Я и ты. Первый, кто продержался дольше минуты. Вместе — живое воплощение ненависти Сопряжения. Подумай, сколько арканы мы могли бы заработать вместе.
Я сплёвываю сгусток крови и скалюсь в ответ:
— Если тебе нужен сутенёр, так и скажи. Хотя постой, у тебя он ведь уже есть. Продал задницу Кар’Танару за горсть арканы, бочку варенья и корзину печенья. Лучший, сука, убийца Сопряжения. Ноль самоуважения и примерно столько же чести.
Над нами раздаётся гулкий смех. Краем уха слышу, как фыркает Гидеон. Глаза Креллика остаются холодны, как ледники Арктики.
— Посмотрим, как ты запоёшь, когда я вырву тебе язык.
— Да примерно
И я изображаю сомнительного качества гроул:
— ? Die motherfucker die motherfucker die[1] ! ?
Рыкнув, противник вновь атакует. Вновь обрушивает на меня всю свою дьявольскую силу. А я вновь пытаюсь достать его, тратя все ресурсы на регенерацию. Это изматывающий бой, на износ. Креллик неумолим, он методично и хладнокровно сжимает кольцо окружения. И я начинаю выдыхаться.
За спиной раздаётся грохот — одна из стен не выдерживает напора и осыпается грудой обломков. Потолок трескается, грозя вот-вот обрушиться. Нужно заканчивать, и быстро. Лимит времени, выделенный Кар’Танаром, вот-вот истечёт.
Стиснув зубы, перехватываю револьверы поудобнее. Придётся рискнуть. Будем надеяться, у Фортуны сегодня хорошее настроение.
Шагнув вперёд, подставляюсь под удар, вскидывая оружие. Креллик вытягивается в колющем выпаде, в его руке формируется копьё из чистого распада. Оно разрубает меня наискосок, в последний момент не даю отсечь свою дурную голову. Боль становится невыносимой, но я не обращаю внимания. Сейчас важна только цель. Взяв его на мушку, спускаю курок Барабанным каскадом.
Выстрелы душелова сверкают лазурными вспышками. Время будто замедляется. Отпрянувший назад наёмник, спешно создаёт двойников.
Я чувствую, как невесомые сгустки арканы прошивают корпус одной из копий Креллика, но не останавливаюсь. Стреляю снова и снова, не давая ему опомниться. Стреляю, игнорируя боль от распада конечностей. Я должен успеть. Должен пробиться к настоящему противнику. Он выпрыгивает из тела всё быстрее и быстрее, но в какой-то момент я обгоняю его.
Выстрел душелова бьёт точно в цель.
Креллик судорожно дёргается, его аркановая энграмма критически повреждена. Он пошатывается, хрипя, но аура по-прежнему клубится вокруг него мрачным облаком. Я чувствую, как её разрушительная сила пульсирует, то усиливаясь, то ослабевая. Раны, нанесённые моими выстрелами, явно нарушили его контроль над энергией. Она выплёскивается нестабильными волнами, грозя поглотить всё вокруг.
Я не знаю, что именно он делает, возможно, сжигает какой-то свой козырь.
Однако в какой-то момент чужое поле вновь вспыхивает с чудовищной силой. Боль пронзает моё тело тысячей раскалённых игл, когда плоть начинает распадаться на глазах. Кожа слезает лоскутами, обнажая пульсирующие мышцы. Но это только начало.
Безжалостный поток энергии вгрызается глубже, расщепляя мышечные волокна. Они расползаются склизкими червями, стекая с костей. Правая рука, сжимающая револьвер, дрожит. Пальцы рассыпаются в прах, и оружие с грохотом падает на пол.
Я стискиваю зубы, пытаясь удержать второй револьвер. Но аркановая буря неумолима. Она крошит ладонь, превращая её в белёсую пыль. Одна за другой фаланги осыпаются, пока от кисти не остаётся лишь острый край лучевой кости, торчащий из растерзанного предплечья.