Мировая экономика
Шрифт:
Вместе с тем необходимо ясно отдавать себе отчет в том, что суть вопроса о переходе к рыночной системе вовсе не сводится к априорному выбору стратегии или к темпам этого перехода. Главное – добиться эффективного и не слишком дорогостоящего перехода. В разных странах этот выбор зависит от конкретных условий, и не все элементы рыночной трансформации должны изменяться быстро.
Макроэкономическая стабилизация, естественно, должна проходить быстро, ибо без ее достижения трудно говорить о других составляющих реформационного процесса. Но быстрые темпы приватизации и структурных сдвигов в экономике, как правило, не дают необходимых и надежных результатов. Необходимо, чтобы государство играло важную регулирующую роль, было гарантом частных инвестиций и социального
Сторонники радикальных реформ в странах ЦВЕ обычно справедливо обращают внимание на провал попыток постепенного реформирования социализма в прошлом путем его трансформации в «рыночный социализм». Они убеждены в том, что независимо от выбора стратегии переход к рынку неизбежно будет болезненным для общества, связанным с падением производства и доходов, разрушением привычного менталитета. Иными словами, общество должно заплатить цену за допущенное искусственное отступление от столбовой дороги развития человеческой цивилизации. Однако в случае выбора радикальной стратегии рыночной трансформации эта цена будет значительно меньше, чем при выборе эволюционистской стратегии.
Не менее справедливы замечания сторонников постепенных и медленных реформ, которые обращают внимание на то, что упор исключительно на рыночные силы не может дать должного эффекта, что постсоциалистические страны должны создать институты частной и коллективно-частной (публичной) собственности и их нужно создавать постепенно. Они критикуют радикалов за недооценку исторического опыта институциональной эволюции и склонность к «большевистским» методам проведения реформ, за недооценку опыта реформ в Китае и Венгрии.
В дискуссии между радикалами и эволюционистами много интересных идей, справедливых оценок с обеих сторон. Но это все в теории. Критерием же истины может быть только практика. Что же касается опыта Китая, то ни одна из рассматриваемых стран не взяла его на вооружение. Китай – специфическая страна с огромным сельским населением, недостаточно развитая в промышленном отношении, с низким уровнем доходов и огромной диаспорой за границей. Успехи экономических реформ в этой стране неоспоримы, но их стратегия для стран ЦВЕ и России оказалась неприемлемой по ряду причин.
Во-первых, экономические реформы в Китае базировались на переводе крестьян из коммун в мелкие фермеры (аграрная реформа) и создании новых промышленных предприятий в сельских регионах (промышленная реформа). Иными словами, все было привязано к сельскому хозяйству, к трудовому навыку терпеливого и «неиспорченного» китайского крестьянина-труженика. Это действительно традиционно огромный источник энергии для прогресса в Китае. В СССР этот источник не был по-настоящему использован в связи с быстрой ликвидацией нэпа и его заменой вторым изданием «военного коммунизма» при Сталине. В России сельское хозяйство не только имеет менее значительный удельный вес в экономике, но и, главное, полностью деморализовано долгими годами тоталитаризма. Здесь почти нет молодежи, потеряны навыки интенсивного и качественного труда. Аграрный сектор России больше полагается на государственные субсидии, слабо ориентирован на рынок, скорее на госзакупки, активно сопротивляется каким-либо изменениям вообще. Кроме того, в России не получили распространения семейные контракты (подряды), на чем основана аграрная реформа в Китае. Сельское хозяйство в России давно уже убыточная отрасль, и вряд ли она сможет служить хребтом экономических реформ. К тому же не надо забывать, что на коммунистический эксперимент в стране «ушло» на 30 лет больше, чем в Китае.
Во-вторых, Россия более урбанизирована, чем Китай. Промышленность, к тому же крупная, сосредоточена в городах, но ее мощности используются лишь наполовину. Поэтому строить новые предприятия, да еще в сельской местности, нет резона. Нужно ждать прогресса в перестройке уже существующих промышленных предприятий в процессе приватизации. В Китае приватизация долгое время вообще не проводилась, что грозит в недалеком будущем серьезными проблемами
В-третьих, Китай до последнего времени имел значительное преимущество перед Россией в притоке иностранного капитала. Но в основе этого процесса лежит этнический фактор, т. е. это капитал богатых китайцев из-за границы. Почти 75 % иностранных инвестиций в Китай поступало из Тайваня, Гонконга, Макао, Сингапура, где преобладает китайское население, а также из Индонезии, Малайзии, Филиппин и Таиланда, где китайский капитал занимает господствующие позиции в экономике. На долю китайцев, живущих за границей, или хуацяо, приходится менее 10 % населения стран Юго-Восточной Азии (ЮВА), но 86 % их миллиардеров. Они контролируют большую часть капитала ЮВА, их экономические позиции значительны и в других странах.
Хуацяо сыграли огромную роль в экономическом развитии КНР (диаспора насчитывает 50–60 млн человек), масштабы их капитала, вложенного в страну, не могут не поражать. Но Россия не имеет подобных внешних источников финансирования. Что-то не слышно о богатых русских за рубежом, нет и экономически монолитной и богатой российской диаспоры. Следовательно, для России необходим другой путь – создание благоприятных условий для иностранных инвесторов независимо от их национальности.
Особенностью структуры китайской рабочей силы является значительный удельный вес малограмотных и неквалифицированных работников. Большое развитие получили трудоемкие и конвейерные производства, не требующие длительной профессиональной подготовки и высокой квалификации персонала. Квалификация и стоимость рабочей силы в России намного выше, чем в Китае. Поэтому Россия не может интересовать иностранных инвесторов в качестве возможного производителя дешевых товаров массового спроса, чем отличается КНР. Россия представляет интерес для иностранных инвесторов прежде всего как страна, располагающая огромными природными ресурсами, и как потенциальный поставщик высокотехнологичной продукции, созданной на базе мощного научно-технического потенциала.
В-четвертых, нельзя не учитывать коренные различия в политической ситуации и в политическом режиме обеих стран. Китайские реформы проводятся в рамках «рыночного социализма», под жестким контролем правящей коммунистической партии. Плановики и чиновники управляют отраслями и предприятиями. Сопротивления и оппозиции там нет. В России такое уже невозможно. Экономические реформы здесь находятся под прессом с разных сторон, включая непримиримую оппозицию. Более того, даже в руководящей элите часто нет консенсуса по поводу стратегии и тактики этих реформ, хотя реальные реформы в России больше всего нуждаются в консенсусе и решительном их проведении. К тому же, в отличие от Китая, реформы в России имеют весьма разнообразный территориальный спектр, когда автономные местные власти, игнорируя указания Центра, проводят их по-своему (и часто отнюдь не в рыночном ключе). Поэтому российский Центр побаивается создавать свободные экономические зоны, которые могут стать дополнительным фактором дезинтеграции России.
Короче говоря, дисциплины и порядка в Китае больше, чем у нас, а если точнее, то в Китае экономические реформы сконцентрированы на более узком круге вопросов и не сопровождаются реформами политическими. В России и те и другие реформы совершались и совершаются одновременно. Это сложнее. Но никто не скажет, что однопартийный порядок лучше, чем многопартийный беспорядок. История рассудит. В целом же следует признать, что для российского населения экономические реформы китайского типа были бы очень долгими и не дали бы желаемых результатов. Нельзя забывать и о том, что в Китае официально никто не говорит о переходе к реальному рынку – капитализму. Речь идет о повышении эффективности социалистической экономики в рамках известной планово-распределительной модели и административно-командной экономики. В результате Китай неизбежно столкнется с проблемами институциональной трансформации, которые хорошо или плохо, но уже решаются в России.