Мировая история в легендах и мифах
Шрифт:
— Моя дочь Фелипа сейчас в монастырском пансионе кармелиток, здесь, в Лиссабоне. А дальняя родственница, донна Беатриса Браганца, придворная гранд-дама короля Альфонсо и тетка королевы Изабеллы Кастильской, дала мне приют у себя как компаньонке. Мы вместе иногда выполняем несложные поручения для кастильской короны. Так что теперь я — никто. В этом есть и преимущество — свобода жить так, как хочешь. Но мне необходимо позаботиться о дочери. Больше всего страшит меня, что станется с ней, если… если нас с Бартоломео… схватят, или если меня начнет калечить старость. Ей нужна защита, опора, ей нужен муж. Я старею, — без тени кокетства сказала она.
Христофор не перебивал. Он совсем забыл
В глазах Исабель при последних ее словах опять появилось то мертвое, отупелое выражение, которое он видел недавно, и Христофор подумал, что старости дона Исабель боится, пожалуй, не меньше королевских пыточных подвалов.
А она, словно пожалев о сказанном, встала, порывисто прошлась по комнате и сказала с волнением:
— Тот, кто женится на Фелипе, должен помочь ей вернуть Порту-Санту. Не знаю, как: выкупить, взять силой, обманом, — как угодно! Послушай, lanarius, это ни с чем не сравнимое чувство — владеть своей землей. Особенно островом, это — высшая степень свободы, остров всегда кажется ближе к звездам и к Богу, чем ко всем королям земли. Ни от кого не зависеть! И не просить ничего ни у кого — кроме как милости и хлеба насущного у Господа!
Слова ее, одно за одним, падали тяжелыми, набухшими семенами в хорошо удобренную почву и тут же прорастали. Добавила горько:
— Открывать острова недостаточно. Надо еще уметь их удержать. Или уметь вернуть.
Подошла к столу. Взяла бокал. Пригубила. Многозначительно посмотрела поверх стеклянного синего края.
— Ты просишь меня вернуть твой остров, — понял Христофор, — И предлагаешь мне свою дочь?
— Я предлагаю тебе, безвестному савонскому ткачу, крайне редкую возможность жениться на дочери знаменитого навигатора, капитана-губернатора Перестрелло. Моя дочь благочестива и хороша собой. Приданого, правда, за ней, — только библиотека и портоланы ее отца. Но это — на тот случай, если нашего острова тебе вернуть не удастся.
— Да, это действительно редкая удача для безвестного савонского ткача, — сказал он очень задумчиво, — И донья Фелипа… согласится?
— Настоятельница обители Всех Святых объяснит ей, что для нее это — наилучший выход. А впрочем, долгих уговоров и не потребуется: я уверена, Фелипа влюбится в тебя, как только увидит. Я сама избежала этой опасности только чудом, — с убийственной иронией добавила донна Исабель.
Она поднялась из-за стола и подошла к Христофору очень близко:
— Прошу тебя, стань моей девочке хорошим мужем. Будь к ней добр. Ей до сих пор выпадало так мало счастья. И еще помни: острову нужен наследник, и чем скорее, тем лучше. Больше всего законных прав на Порту-Санту — у внука капитана Перестрелло. И никогда не оставляй ее одну, мою Фелипу. Никогда. Обещай мне.
И только после этого дона Исабель посмотрела на него испытующе. И сказала:
— И еще: вполне возможно, что ты не ошибаешься, — какая-то земля в океане на западе действительно существует. Говорят, об этом в тайном личном архиве короля Альфонсо появились какие-то бумаги. Возможно, это просто слухи. А возможно, и не просто слухи. Проникнуть в тайный архив невозможно. Почти. — От нее не укрылось, что именно эта новость сильнее всего изменила выражение лица сеньора Коломбо за сегодняшнее бурное утро. — А теперь принеси сверху мой плащ и перчатки. И оседлай лошадей. Ты проводишь меня домой, в Bairro Alto [289] .
289
Старинный, богатый район Лиссабона.
По дороге он решил расспросить донну Исабель об этих бумагах поподробнее.
Надеемся, что по дороге он также все-таки порасспросил
Португалия и Испания: кому достанется мир?
Нового короля Португалии Жоана Второго, уверенно и плотно всей своей сравнительно молодой задницей севшего в 1481 году на престол после смерти отца, сразу возненавидели многие. Он имел твердый характер, капризные пухлые губы и жесткий взгляд на взаимоотношения короля и родовой аристократии, которую (не без оснований) винил в тайном сговоре с испанской короной и поражении своего отца.
Первая аудиенция нового короля с высокородными подданными прошла странно. В зал он вошел, окруженный своими любимцами — испанскими боевыми мастифами, которых, все знали, щенками выкармливал из рук. На собаках были железные латы с гербами короля.
«Все вы — мои слуги, и это большая честь для вас — быть слугами венценосного правителя. Я надеюсь, что вы окажетесь достойными этой высокой чести. Вот только не совершайте ошибки, думая, что я буду стараться завоевать ваше расположение, мне на ваше расположение — наплевать», — сразу заявил он с пугающе обворожительной улыбкой своих пухлых губ в первом же обращении к своим придворным, а в их лице — и к португальской аристократии вообще. Сливки Португалии — герцоги Браганса, герцог Виссу (кстати, оба — родственники кастильской королевы) и другие, собравшиеся для аудиенции с новым королем, изумленно заметили в руках короля невесть откуда появившуюся говяжью мозговую кость.
Вот ее-mo он и бросил своре.
Мастифы хищно оскалили черные десны с заснеженными пиками белых клыков и рванулись в бой. Все это происходило как раз посреди зала. Собачьи зубы с отвратительным звуком скользили по металлу лат, окровавленная шерсть клочьями летела на мрамор пола, вой, лай и скулеж оглушили всех. Мужчины побледнели и нащупывали эфесы отсутствующих шпаг (на аудиенцию с королем по обычаю ходили безоружными), дамы вскрикивали и крестились. Все испуганно прижимались к стенам, где уж тут думать о достоинстве!
Вот тогда, во время этой собачьей свары, старым заслуженным родам (а у них было зачастую куда больше земли и куда древнее родословная, чем у короля) быстро пришлось понять, кто в Португалии отныне хозяин, а кто — вассал.
А новый король прямо на следующий день после того злополучного приема начал отторгать земельные вотчины у тех, кому не совсем доверял. Те, кому он не доверял совсем, довольствовались обычно двумя аршинами земли.
Король Жоан с особой силой обрушился на соратников и сподвижников своего отца. Первой жертвой пал могущественный герцог Браганца и его семейство. Но герцог был хотя бы казнен традиционно — палач, плаха. А вот с шурином молодого короля все получилось гораздо более просто и зловеще. Жоан, когда тот, оказавшись у короля в гостях, непредусмотрительно подошел к нему слишком близко, просто вогнал ему в сонную артерию кинжал (мастифов рядом не было): новый король нервно относился к тем, кто нарушал установленную им дистанцию. Йодного подозрения, что шурин мог вступить в заговор с его врагами, было достаточно. Гигантские угодья и Браганцы, и королевского шурина Виссу были немедленно конфискованы Короной. Вот это и привело португальских дворян в настоящий ужас, и начался их исход из Португалии. Король победил. Нищими, но непокоренными бродили по Европе лишенные земель и титулов португальские аристократы-беженцы. Большинство их осело в Испании Фердинанда и Изабеллы. Кастильскую Чету видели защитницей от произвола своего короля.