Миры Альфреда Бестера. Том 2
Шрифт:
Непонятное и неприятное происшествие потрясло Уинтера, но на лице его это никак не отразилось. Разве может король бежать, поддаваться панике?
Повторив (на этот раз в мертвой, гнетущей тишине) церемониальное сердцеедство, он положил вертел на прежнее место, повернулся и гордо, величественно покинул возвышение, даже взглядом не удостоив загадочных существ, все также ползавших под ногами. По словам Йейла, представление было первоклассным, с чем он и поздравил Роуга чуть позднее, уже в королевском
— Спасибо, Джей. Господи, да у меня же прямо ноги подкосились.
— Вот и у меня.
— А ты веришь в жизнь после смерти? В духов? В привидения? Вообще во всю такую мистику?
— Насчет животных — точно нет.
— Я тоже не верю. Что же это за штуки ползали тогда у меня под ногами? Ведь не души же Мамонтов.
— Сейчас узнаем, — пообещал Йейл. — Я поймал одну такую душу.
— Что?
— Подобрал ее, когда ты сходил с возвышения.
— Ну и где же она?
— Здесь.
Йейл распахнул церемониальную мантию и встряхнул одну из ее складок. На пол вывалился маленький комок, покрытый серой шерстью; мгновение полежав неподвижно, он начал неуверенно ползать.
— Похоже на шкуру мамонта, — пробормотал Йейл. Он потрогал комок, осторожно его ощупал, а затем сдернул серый шерстистый лоскуток, обнажив существо совсем иного, чем прежде вида. — Да это же просто детеныш подковного краба, покрытый мамонтовой шкурой!
— Не трогай, — осек его Уинтер. — Это не детеныш краба, а вполне взрослая панцирная стоножка Кринга, ее яд смертельно опасен.
Йейл отскочил в сторону, Уинтер встал, сильным ударом каблука раздавил ядовитую тварь и начал задумчиво расхаживать.
— Такая вот, значит, картинка, — произнес он наконец.
— Какая картинка, сынок?
— Подумай сам, Джей. Эти крингоножки живут под землей. А что там у нас под кампонгом вообще и под насыпью в частности?
— Силовая установка купола.
— Значит оттуда они и явились.
— Похоже на то.
— Там вполне можно наловить этих тварей, обрядить их в маскарадные костюмы, а затем сунуть под насыпь, чтобы они вылезли прямо на меня.
— Больно уж это сложно, сынок.
— До коронации эти ребята пытались угробить своего наследного принца прямо и без затей. Желание послать меня на тот свет не пропало, но теперь я — его королевское величество, так что открыто действовать они не могут. Слишком дорого обойдется.
— Тоже верно.
— А почему бы тогда и не посредством ядовитых душ покойных Мамонтов? Король Р-ог оскорбил богов, и те его покарали. Суеверные маори легко в такое поверят и не будут чинить никаких препятствий воцарению другого монарха.
— Так что, опять та же самая террористическая группа?
— Опять, Джей, опять. — Уинтер упрямо, по-бычьи покачал головой. — Нужно разобраться с этой историей, иначе покоя не будет.
—
— Даже догадок не имею.
— Ну и как же будешь ты с ними разбираться?
— Спущусь вниз, посмотрю, что делается на энергостанции. Очень удобное место для организации ячейки — ведь вход туда строго запрещен. А уж гнев богов обрушился на меня точно оттуда. — Уинтер повернулся к выходу. — Пока, Джей.
Энергостанция представляла собой огромный темный подвал, битком забитый чем-то вроде стальных цистерн, только поставленных на попа и по-приятельски обнявших друг друга за плечи. В действительности это были последовательно соединенные силовые блоки, каждый — в бронированном кожухе, запертом на замок, чтобы никто не совался. Посреди подвала тускло светил фонарь, но что там происходит Уинтер не видел из-за густо натыканных цистерн. Ни на секунду не отпуская рукоятку ритуального Потрошильного ножа, так и оставшегося висеть на поясе, он начал осторожно, бесшумно пробираться сквозь стальной лабиринт. Голоса доносились все громче и громче. Еще один поворот — и маорийские карбонарии предстали во всей своей красе.
Три женщины и двое мужчин; тесно сбившись вокруг фонаря, они что-то тихо обсуждали. Сердце Уинтера болезненно сжалось.
— Надо было давно догадаться, — печально покачал он головой, узнав в женщинах трех своих сводных сестер. Не стараясь более ступать тихо, новоинаугурированный (я не запуталась?) король маори вошел в круг света, отбрасываемого фонарем: пятеро повернулись и узнали нежданного гостя. Наступило долгое молчание, говорить не было смысла — все все понимали.
— Уходите, — махнул он мужчинам. — Здесь семейные дела.
Двое помедлили, нерешительно глядя на женщин, но те утвердительно кивнули. Уинтер остался один на один (на трое?) со своими сестрами.
— Мне нужно было догадаться, — нарушил он новое тягостное молчание, — еще когда вы не явились на коронацию. Но обо всем сразу не подумаешь, а тут так много нового, незнакомого.
Молчание.
— Куити, Тапану, Патеа, вы отлично выглядите.
Что было правдой. Высокие, красивые женщины лет сорока с чем-то, все еще стройные, едва начинающие седеть.
— Почему? Почему?
— Кроме нас нет настоящих наследников.
— Ну да, ведь я — сирота-приемыш. Согласен, Куити, но ведь вы это всегда прекрасно знали.
— И не могли с этим примириться.
— Ничуть вас не осуждаю. Согласен, я — чужак, вломившийся в вашу семью, да ведь не я это придумал, на все была воля вашего отца.
— Он не имел права.
— А вот право он имел, Патеа, самое полное. Женщина не может сидеть на троне.
— У нас есть мужья.