Миры Айзека Азимова. Книга 4
Шрифт:
— Вы уверены?
— Да, уверен! И перестаньте давить на меня.
— Я на вас не давлю. Я просто прикидываю, а вдруг вы знали, что Глэдия постоянно занимается сексом с Джендером, и знали, что никогда не станете ее любовником, если это будет продолжаться, и так сильно ее хотели, что готовы были любой ценой убрать Джендера — короче говоря, вы так ревновали, что ревность толкнула вас…
В эту секунду Гремионис — точно зажатая какое-то время пружина вдруг высвободилась — с громким бессвязным воплем бросился на Бейли, а тот, застигнутый врасплох, инстинктивно
51
Его тут же подхватили сильные руки. Бейли почувствовал, что его поднимают. Стул водворяют на место, и осознал, что его держит робот. Как легко было забыть о присутствии в комнате безмолвных неподвижных фигур в нишах!
Но на помощь к нему бросился не Дэниел и Жискар, а Брандидж, робот Гремиониса.
— Сэр, — сказал Брандидж голосом, который лишь чуть-чуть отличался от естественного, — надеюсь, вы не ушиблись.
Но куда девались Жискар и Дэниел?
Ответ на этот вопрос он получил тут же. Роботы разделили необходимые действия быстро и точно: Дэниел и Жискар, молниеносно оценив, что падение со стулом менее опасно для Бейли, чем разъяренный Гремионис, кинулись к нему. Брандидж, сразу увидев, что там он не требуется, оказал помощь гостю.
Гремионис стоял, тяжело дыша, удерживаемый осторожной, но парализующей хваткой четырех нечеловеческих рук. Он сказал почти шепотом:
— Отпустите меня. Я полностью владею собой.
— Слушаю, сэр, — сказал Жискар.
— Разумеется, мистер Гремионис, — произнес Дэниел почти светским тоном.
Однако оба они, опустив руки, не отступили ни на шаг. Гремионис посмотрел по сторонам, одернул одежду, а затем неторопливо сел. Он все еще часто дышал, и волосы у него чуть растрепались.
Бейли стоял, опираясь о спинку своего стула.
— Сожалею, мистер Бейли, — сказал Гремионис, — что я утратил контроль над собой. С тех пор как я стал взрослым, этого со мной не случалось. Вы обвинили меня в р-ревности! Ни один аврорианец в здравом уме не позволит себе употребить это слово по отношению к другому, но мне следовало помнить, что вы землянин. Мы это слово встречаем только в исторических романах, но и в них оно обычно обозначается только первой буквой с многоточием. На вашей планете это, естественно, не так. Я понимаю.
— Я тоже сожалею, мистер Гремионис, — сказал Бейли с большой серьезностью, — что ненароком преступил аврорианский обычай. Уверяю вас, такое не повторится. — Он сел и добавил: — Пожалуй, мы исчерпали почти все…
Гремионис словно не слушал.
— Когда я был ребенком, — сказал он, — я иногда толкал других детей, толкали и меня, а роботы словно не торопились нас разнять…
— Если разрешите, я объясню, партнер Элайдж, — сказал Дэниел. — Точно установлено, что полное подавление агрессивности у маленьких детей приводит к нежелательным последствиям. Поэтому некоторая степень физического соперничества в играх малышей допускается и даже поощряется, конечно, при условии, что оно безопасно. Роботы, состоящие при детях, тщательно программируются различать
— Полагаю, — сказал Бейли, — этой агрессивности кладется конец в подростковом возрасте.
— Постепенно, — ответил Дэниел. — По мере того как уровень потенциального вреда возрастает и необходимость самоконтроля увеличивается.
— К тому времени, — сказал Гремионис, — когда мне пришла пора перейти на более высокую ступень обучения, я, подобно всем аврорианцам, уже прекрасно знал, что истинное соперничество состоит в сравнении умственных способностей и таланта…
— А физическое соперничество исключено? — спросил Бейли.
— Вовсе нет, но без физических контактов с целью причинить вред.
— И со времени детства…
— Я ни на кого не нападал. Естественно! Такое желание у меня неоднократно возникало, но, думается, это только нормально. Однако до этой минуты я всегда с ним справлялся. Но ведь никто никогда не приписывал мне… такого!
— И ведь нападение не имеет смысла, — сказал Бейли, — если вас все равно остановят роботы, правда? Ведь, наверное, рядом с потенциальным нападающим и объектом его агрессии всегда находится робот.
— Разумеется. Тем больше причин стыдиться, что я утратил самоконтроль. Надеюсь, в своем отчете вы об этом не упомянете.
— Уверяю вас, от меня никто ничего не узнает, ведь это не имеет отношения к делу.
— Благодарю вас. Вы сказали, что наш разговор окончен?
— Да, пожалуй.
— В таком случае вы сделаете то, о чем я вас просил?
— А именно?
— Скажете Глэдии, что к случившемуся с Джендером я никакого отношения не имею?
— Скажу, что таково мое мнение, — ответил Бейли, поколебавшись.
— Прошу вас, будьте поопределеннее, — сказал Гремионис. — Я хочу, чтобы у нее не осталось ни малейших сомнений в моей непричастности. И тем более, если этот робот был ей дорог в сексуальном смысле. Я не вынесу, если она подумает, будто я испытывал р… ре… Ведь она солярианка и может так подумать!
— Пожалуй, — задумчиво произнес Бейли.
— Но послушайте! — быстро и настойчиво сказал Гремионис. — В роботах я ничего не смыслю, и никто — ни доктор Василия, ни кто-либо другой — со мной о них не говорил. В том смысле, как они функционируют, хочу сказать. И я никак не мог вывести Джендера из строя.
Бейли глубоко задумался. Потом сказал с явной неохотой:
— Мне приходится вам верить. Конечно, я всего не знаю. И не исключено, — я говорю так без желания оскорбить, — что вы, или доктор Василия, или вы с ней оба лжете. Я практически ничего не знаю о психологических механизмах аврорианского общества, и меня легко обмануть. Тем не менее я вам верю. Но Глэдии могу сказать только, что вы, по моему мнению, абсолютно невиновны. Однако сказать «по моему мнению» я все-таки обязан. Не сомневаюсь, ей этого будет достаточно.