Миры Джона Уиндема, том 3
Шрифт:
«Как теперь поднимать корабль? – спросил я себя. – Может, Рауль что-нибудь придумает?..» – И тотчас спохватился: Рауль больше ничего никогда не придумает.
Я вернулся на борт. Камилло не шевелился – похоже, спал нормальным сном.
Я решил поискать что-нибудь пригодное для рытья, и вскоре мне повезло: кто-то предусмотрительно оснастил экспедицию миниатюрным шанцевым инструментом. Пожалуй, даже слишком миниатюрным, – но это все-таки лучше, чем ничего.
Вытаскивать Рауля наружу было малоприятно и вовсе не легко, но кое-как я справился.
Расширив отверстие, сбросил в него тело бедняги Рауля, а потом как можно аккуратнее прикрыл дыру плиткой спекшегося песка и возвратился на борт.
Выйдя из шлюза, я увидел Камилло: он уже проснулся и сидел на койке, ощупывая меня тревожным взглядом.
– Не люблю марсиан, – заявил он.
Я взглянул на товарища повнимательнее. Лицо его было серьезным и очень недружелюбным.
– Кажется, я тоже от них не в восторге, – сказал я без тени насмешки.
В его глазах настороженность уступила недоумению, но лишь на миг.
– Ну и хитрющий вы народ, марсиане!
Когда мы поели, ему как будто полегчало. Правда, время от времени я ловил косые взгляды. Он ни на секунду не упускал меня из виду и потому нескоро вспомнил, что нас должно быть трое.
– А где Рауль?
Я рассказал о нашей беде, показал рычаг, причинивший смертельную травму, и место, где теперь лежал капитан. Камилло внимательно выслушал, глядя в иллюминатор, и несколько раз кивнул, хотя не каждый кивок выглядел одобрительным.
Трудно было судить, правильно ли он воспринимает мой рассказ, или помраченный рассудок делает собственные выводы. Известие о гибели Рауля не вызвало у него никакой печали – только спокойную задумчивость. Затем Камилло погрузился в глубокомысленное молчание.
Это действовало на нервы, и спустя примерно четверть часа я решил отвлечь товарища и показал на передатчик.
– Его здорово шарахнуло. – Я мог бы этого и не говорить – рация выглядела плачевно. – Как считаешь, получится исправить?
Камилло несколько минут разглядывал передатчик, а после изрек:
– Верно, шарахнуло что надо.
– Ага, – буркнул я, начиная злиться. – Но не в этом дело. Ты можешь его наладить?
Камилло повернул голову и впился взглядом в мои зрачки.
– Ты хочешь связаться с Землей, – заявил он.
– Еще бы мы не хотели связаться с Землей!.. Там ждут немедленного донесения! Им известно время нашей посадки, но и только. Надо срочно сообщить об аварии и гибели Рауля. Наладь передатчик, расскажи им, как мы влипли…
Он неторопливо обдумал мою просьбу и с сомнением покачал головой:
– Ну, не знаю. Вы, марсиане, такие коварные…
– Господи Боже! Слушай, ты… – Я прикусил язык: не стоило
Камилло терпеливо выслушал, слегка хмуря лоб, будто взвешивал все «за» и «против». Наконец, ни словом не обмолвясь о том, можно ли отремонтировать передатчик, сказал, что вопрос очень даже нешуточный, тут надо хорошенько раскинуть мозгами.
Я пришел в бешенство и наорал бы на него, если б не испугался, что от этого он окончательно свихнется.
Камилло снова улегся на койку – видимо, чтобы «раскинуть мозгами». А я постоял, глазея в иллюминатор, потом спохватился: темнеет уже, хватит бездельничать. Взял фотокамеру с цветной пленкой и занялся первой в истории съемкой марсианского заката.
Зрелище это, надо сказать, не из чарующих. Краснея все гуще, маленькое солнце потихоньку клонится к горизонту, а как только исчезает из виду, пурпур неба мигом уступает черноте. Остается только косматый жгутик облака – интересно, откуда вообще он взялся? – но и он, половив минуту-другую розовые солнечные лучи, исчезает без следа. В другом иллюминаторе, как раз над нижним его краем, появился крошечный яркий диск; было заметно, как он ползет вверх по лоснящейся мгле. Я решил, что это Фобос, и направил на него телескоп. Ничего особенного, вроде нашей Луны, только гор поменьше и кратеры можно по пальцам сосчитать…
И ни на секунду не удавалось забыть о Камилло. Когда бы я ни поворачивался, лицо его было обращено ко мне и взгляд ощупывал меня с бдительным любопытством. Не замечать этого было очень трудно, однако я старался. Я привинтил фотоаппарат к телескопу и нащелкал уйму снимков, хотя спутник все время норовил выползти из кадра. Пока я этим занимался, Камилло снова уснул. Я так вымотался, что рухнул на койку и забылся тяжелым сном.
Когда я проснулся, за иллюминаторами было светло, а Камилло стоял возле одного из них и разглядывал пустыню. Наверное, он услышал, как я шевелюсь, потому что произнес, не поворачиваясь:
– Не нравится мне Марс.
– Мне тоже не нравится, – согласился я, – хоть я и не ожидал ничего другого.
– Забавно, – промолвил он, – мне вчера втемяшилось в голову, что ты марсианин.
– Ты крепко стукнулся башкой, – объяснил я. – Должно быть, все мозги перетряхнуло. А сейчас как, лучше?
– Сейчас? Полный порядок. Мутит немного, и висок болит… Это ж надо было придумать: ты – марсианин! Идиотизм какой-то. Ты ведь на марсианина ни капли не похож.
Я оборвал зевок на середине.
– Что?! А на кого похож марсианин?
– То-то и оно, – сказал Камилло, не отрываясь от иллюминатора. – Его совсем не просто разглядеть. Только заметишь краешком глаза, а он шасть – и след простыл.
– Ну да? Что-то я вчера ни одного не встретил, когда выходил.
– Ты ведь и не искал, – совершенно обоснованно возразил Камилло.
Я спустил ноги с койки.
– Как насчет завтрака?
Он кивнул, но не отходил от иллюминатора, пока я стряпал.