Миры Джона Уиндема. Том 1
Шрифт:
— Что ж, сэр, если вы считаете, что ничего…
— Да, я так считаю. Больше того, твердо уверен. Я и без того у вас в долгу, миссис Уильямс, но не смогу считать это услугой, если не буду твердо уверен в вашем молчании. Можно мне надеяться?
— Конечно. Как вам будет угодно, мистер Зиллейби.
— Благодарю вас, миссис Уильямс. Благодарю от всей души, — сказал он.
Потом я спросила его:
— Вы видели, как это случилось, сэр? Такое зрелище вполне могло вызвать шок, так оно, видно, и произошло.
— Да, — ответил он. — Я все видел,
— Джим Паули, — сказала я. — Тот, что с фермы.
Он кивнул:
— Знаю его. Славный парень.
— Да, сэр. Очень хороший мальчик этот Джим. Не то что эти "дикие".
Просто представить себе не могу, чтобы он гонял на машине, как сумасшедший. Уж никак это на него не похоже.
Тогда наступила пауза. И мистер Зиллейби сказал каким-то странным голосом:
— Перед этим он сшиб одного из Детей — мальчика. Тот, надеюсь, пострадал не очень сильно, хотя и перелетел через шоссе.
— Одного из Детей! — вскричала я. И тут же поняла, что он хочет сказать. — О нет, сэр! Не могли же они… — И остановилась, увидев, как он смотрит на меня.
— Есть еще свидетели, — сказал он. — Вот если бы… тогда, может быть, и шок был бы слабее… Вероятно, и я не воспринял бы это так остро, если бы на каком-то предшествующем этапе моей долгой-долгой жизни мне довелось стать свидетелем умышленного убийства.
Рассказ, которым поделился с нами Зиллейби, завершался описанием того, как он с трудом сел на скамью. Когда он кончил, я посмотрел на Бернарда. Не обнаружив в его лице даже намека на ответ, я произнес:
— Вы намекаете, что Дети сделали это… Что они заставилиего налететь на стену?
— Я нс намекаю, — ответил Зиллейби, печально покачивая головой. — Я это утверждаю. Они сделалиэто точно так же, как когда-то заставили своих матерей вернуться в Мидвич.
— Но свидетели… те, что давали показания?..
— Все они прекрасно знали, что произошло в действительности, но от них требовалось другое — рассказать, что они видели.
— Но если они, как вы утверждаете, знали…
— Ну и что? А что бы сказали вы? Если бы знали то, что известно им? И были бы вызваны давать показания? В подобных делах вердикт должен быть приемлем для властей, что означает, что он должен быть приемлем для нашей общеизвестной фикции — здравого смысла. Предположим, что каким-то образом удалось бы вынести вердикт, будто юношу заставили покончить с собой Дети усилием воли. Вы думаете, кто-нибудь поверил бы в это? Разумеется, нет.
Тогда пришлось бы проводить новое расследование специально для того, чтобы получить "разумный" вердикт, который и был бы тем самым, что получен сегодня. Так зачем же свидетелям рисковать, что их сочтут ненадежными или суеверными из-за таких пустяков?
Если вам нужны показания, так сказать, истинные, то взгляните на вашу собственную реакцию. Вам
Знаете, мой друг, надо же все-таки думать хоть иногда. Вы же как-никак жили тут, когда Дети заставили своих матерей вернуться в Мидвич!
— Ну, это весьма далеко от того, о чем вы нам только что рассказали, — возразил я.
— Вот как? А не возьмете ли вы на себя труд осветить нам принципиальные различия между тем, когда вас принуждают сделать нечто неприятное для вас лично или фатальное для другого? Бросьте, бросьте, дружище! Просто за время долгого отсутствия вы потеряли способность вступать в контакт с Невероятным. Рационализм вас оглушил, а у нас тут неортодоксальное чуть ли не каждый день можно найти на пороге собственного дома.
Я воспользовался возможностью на время уйти от темы сегодняшнего расследования:
— До такой степени, что Уиллерсу пришлось отказаться от достославной гипотезы истерии? — спросил я.
— Он отказался от нее незадолго до своей смерти, — ответил Зиллейби.
Я был просто ошарашен. Я еще по пути в Мидвич собирался расспросить Бернарда о докторе, но наш разговор почему-то ушел в сторону.
— А я и не знал, что он умер! Ему же только недавно перевалило за пятьдесят! Как это случилось?
— Он принял слишком большую дозу снотворного.
— Он? Вы хотите сказать, Уиллерс же не был таким, чтобы…
— Согласен, — сказал Зиллейби. — Официальный вердикт был "расстройство нервной системы" Сформулировано, конечно, с лучшими намерениями, но мало что объясняет, ибо нетрудно представить себе столь уравновешенную нервную систему, которой небольшое расстройство даже пошло бы на пользу. А правда-то заключается в том, что никто не знал, зачем доктор Уиллерс это сделал. И меньше всех бедная миссис Уиллерс. Но вердикт должен быть приемлемым. — Зиллейби помолчал, потом добавил: — Уже после того, как я понял, каков будет вердикт по делу Паули, я перестал задумываться и насчет вердикта по делу Уиллерса.
— Неужели вы действительно полагаете… — воскликнул я.
— Не уверен. Но вы же сами сказали, что Уиллерс был человеком другого склада. Теперь мы неожиданно для себя установили, что живем среди несравненно больших опасностей, чем считали прежде. Это вызвало у многих настоящий шок.
Пришлось, знаете ли, понять, что, хотя в данном случае именно Паули выехал в эту ужасную минуту из-за угла, но с тем же успехом это могла быть Анжела или кто-то другой. Стало беспощадно ясно, что она, я, каждый из нас может в любую минуту сделать нечто, наносящее ущерб или способное рассердить кого-то из Детей… Ведь несчастный юноша ни в чем не виноват.