Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел
Шрифт:
Бёртону потребовалось время, чтобы оправиться от такого удара. Он сказал:
— Ну, это ее дело. Не думаю, чтобы она или ее мужчина согласились на подобную комбинацию. Да и в любом случае ты запросил чрезмерную цену. Это значит, что никто из моей команды не получит ни выпивки, ни табака в течение целого года.
Оскас пожал плечами:
— Что ж, если для вас это дорого…
Бёртон созвал совещание и изложил требования Оскаса. Казз возражал больше всех.
— Бёртон-нак, я прожил на Земле всю свою жизнь — сорок пять лет — без виски и без наркотиков. Но здесь я попался на этот крючок, и в тот день, когда я не получу ни того ни другого, я готов, по твоему выражению, полезть на стенку. Ты знаешь, что я пытался победить эту
— Я этого не забыла, — сказала Бесст.
— Но, если у нас нет альтернативы, нам придется пойти на это, — возразил Бёртон. — Или мы сговоримся, или корабля не будет. Впрочем, у нас есть лишние граали.
Он вернулся к Оскасу и, после того как они выкурили по трубке, приступил к делу.
— Женщина с желтыми волосами и голубыми глазами говорит, что единственная часть ее тела, которая всегда к твоим услугам, это ее нога, которую тебе придется с большим трудом вытаскивать из своей задницы.
Оскас заржал и в восторге хлопнул себя по ляжке. Вытерев наконец слезы, он сказал:
— Плохо. Я люблю женщин с огоньком, но предпочитаю, чтобы огня было не чрезмерно много.
— Случилось так, что некоторое время назад мне достался «дармовой» грааль. Я готов обменять его на место, где смогу построить корабль, и на материалы, которые для него нужны.
Оскас не спросил, каким образом грааль достался Бёртону, хотя, совершенно очевидно, полагал, что тот его где-то спер.
— Ну, если так, — ответил он, широко улыбаясь, — то считай, что мы договорились! — Он вскочил. — Я позабочусь, чтоб все было подготовлено немедленно. А ты уверен, что та блондинка не набивает себе цену?
Вождь отнес грааль в блокгауз Совета и добавил его к двадцати одному «дармовому» граалю, которые уже хранились там. Их собирали в течение многих лет для блага самого вождя и его приближенных.
В этом мире, как и повсюду, выдающиеся люди заботились о том, чтоб получать выдающиеся привилегии.
На строительство одномачтового парусного куттера ушел целый год. Когда он был готов наполовину, Бёртон решил не называть его именем обоих предшественников — «Ладжи-1» и «Хаджи-2». Оба плохо кончили, а Бёртон, хотя и отрицал это, был суеверен. После обсуждения вопроса с командой было решено, что лучше всего подходит имя «Снарк».
Алисе это название понравилось потому, что напоминало ей о дружбе с Льюисом Кэрроллом, и она полностью согласилась с Фрайгейтом, что оно лучше всего подходит к ситуации. Улыбаясь, она процитировала отрывок из «Охоты на Снарка»:
Он с собою взял в плаванье карту морей, На которой земли — ни следа; И команда, с восторгом склонившись над ней, Дружным хором воскликнула: «Да!» Для чего в самом деле полюса, параллели, Зоны, тропики и зодиаки? И команда в ответ: «В жизни этого нет, Это чисто условные знаки! На обыденных картах — слова, острова, Все сплелось, перепуталось — жуть! А на нашей, как в море, одна синева, Вот так карта — приятно взглянуть!» [40]40
Льюис Кэрролл. «Охота на Снарка». Пер. с англ. Г. Кружкова.
Бёртон расхохотался, но в глубине души затаил сомнение — уж не подсмеивается ли Алиса над его капитанскими
— Будем надеяться, что наше плаванье на новом корабле не превратится в еще одну агонию в восьми воплях! [41] — воскликнула Алиса.
— Что ж, — ответил ей Бёртон, оскалив зубы в жесткой ухмылке, — во всяком случае, ваш Балабон разбирается в деле достаточно туго, чтобы не смешивать бушприт с румпелем [42] . А кроме того, — продолжал он, — существует сорок второе правило в Морском кодексе: «Запрещается кому бы то ни было мешать болтовней рулевому».
41
Полное название поэмы — «Охота на Снарка. Агония в восьми воплях».
42
Бёртон намекает на строфу поэмы, которая в русском переводе Г. Кружкова звучит так:
И когда иногда, вдохновеньем бурля,
Он кричал: «Заворачивай носом!
Носом влево, а корпусом — право руля!»
Что прикажете делать матросам?
— Что, — ответила Алиса уже без всякой улыбки, — придумано самим Балабоном, ибо «и рулевой не имеет права болтать ни с кем».
Все почувствовали себя неловко. Они давно уже ощущали напряженность в отношениях Бёртона и Алисы и с опаской ожидали, не последует ли за этим взрыв эмоций со стороны их страшно вспыльчивого капитана.
Монат, желавший сгладить неловкость, засмеялся и воскликнул:
— Я хорошо помню эту поэму. Меня особенно поразил Вопль шестой — «Сон Барабанщика».
Ах да, там судили козу за то, что она осквернила воду в реке, и Снарк, одетый в мантию, парик и прочие регалии, ее защищал.
Снарк (защитник) в конце выступления взмок — Говорил он четыре часа; Но никто из собравшихся так и не смог Догадаться, при чем тут коза.Монат остановился на секунду, закрыл глаза и воскликнул:
— Вспомнил! Вот оно четверостишие, которое меня особенно поразило:
Но тюремщик, роняя слезу на паркет, Поуменьшил восторженность их, Сообщив, что козы уже несколько лет, К сожалению, нету в живых.Все громко рассмеялись, а Монат заметил:
— Каким-то образом это четверостишие представляет квинтэссенцию земного правосудия, так сказать, его букву, а не Дух.
— Извини, — сказал Бёртон, — но как за такое короткое пребывание на Земле ты умудрился не только так много прочесть, но еще и запомнить?
— «Охота на Снарка» — поэма. А я верю в то, что понять человеческую натуру можно скорее через поэзию и художественную литературу, нежели через так называемую «литературу факта». Вот почему я взял на себя труд запомнить эту поэму наизусть.
Кстати, мне ее дал один друг-землянин. Он сказал, что она — одно из величайших творений метафизики, которыми может похвалиться человечество. Он спросил, есть ли у арктурианцев что-либо достойное сравнения с ней.
— Наверняка он подшутил над тобой, — вмешалась Алиса.
— Не думаю.
Бёртон покачал головой. Он был страстным читателем, а память имел просто фотографическую. Но он прожил на Земле 69 лет, тогда как арктурианец всего лишь с 2002 по 2008 год. И все же за те годы, которые они провели в совместных плаваниях, Монат проявил объем знаний, который ни один землянин не мог бы приобрести и за столетие.