Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел
Шрифт:
Никто таких людей не встречал. Больше того, единственными местными обитателями, которые жили в 70-е годы XX века, были Оуэн и еще одна женщина. Она умерла в 1982 году, он — в 1981-м.
Бёртон покачал головой:
— На Реке живет, вероятно, по меньшей мере 36 миллиардов человек. Наиболее многочисленную группу должны составить те, кто жил на Земле между 1983 годом (я беру эту дату потому, что встретил только трех человек, которые жили позже) и 2008-м. Так где же они?
— Возможно, у следующего питающего камня, — отозвался Фрайгейт. — В конце концов, Дик, здесь никто не проводил
Разговор еще некоторое время крутился вокруг того, как и почему они были воскрешены и кто это сделал. Спорили о том, почему здесь не растут волосы на лице мужчин, почему все мужчины очнулись лишенными крайней плоти, а у женщин была восстановлена девственная плева. Если учесть, что не надо бриться, то одна половина мужчин считала отсутствие бород благим делом, тогда как другая половина возмущалась невозможностью отрастить усы и бороду.
Выражалось удивление, что граали как мужчин, так и женщин время от времени вдруг выдавали губную помаду и другие виды косметики.
Фрайгейт сказал, что, по его мнению, их благодетели, вероятно, сами не любили бриться и что у них оба пола раскрашивали себе лицо. Это, как он считал, единственное разумное объяснение.
Затем Алиса заговорила о воспоминаниях Бёртона касательно предвосстановительной капсулы. Это привлекло всеобщее внимание, но он сказал, что все случившееся с ним позабыл. Он перенес удар по голове, который стер у него все воспоминания об этом деле.
Как всегда, когда он лгал, Бёртон уловил легкую улыбку Моната, явно имевшую отношение к нему. Бёртон подозревал, что арктурианец догадался, что он просто уклонился от разговора. Однако и на этот раз он снова промолчал. Монат явно уважал причины, по которым Бёртон скрывал свои мысли, даже если и не понимал, что это за причины.
Фрайгейт и Алиса повторили рассказ Бёртона в том виде, как запомнили его. Они допустили несколько ошибок, которые он, разумеется, не стал поправлять.
— Если это так, — сказал кто-то, — тогда воскрешение не является сверхъестественным феноменом. Оно сделано средствами науки. Поразительно!
— Да, это так, — ответила Алиса, — но почему мы больше не воскресаем? Почему смерть, вечная смерть снова вернулась?
Мрачная печаль, казалось, окутала всех присутствующих.
Молчание прервал Казз, сказав:
— Есть одна вещь, которую Бёртон-нак не забыл. Это история со Спрюсом. С тем агентом этиков.
Это вызвало лавину новых вопросов.
— Кто такие этики?
Бёртон сделал большой глоток виски и принялся за рассказ. Однажды, говорил он, он сам и его отряд был захвачен рабовладельцами. Смысла разъяснять это понятие не было. Все присутствующие имели тот или иной опыт общения с такими людьми.
Бёртон рассказал им, как был атакован его корабль и как все они были согнаны в загон для рабов. Потом они покидали загон только для выполнения тяжелых работ под очень строгой охраной. Весь табак, марихуана, мечтательная резинка и алкоголь у них отбирались захватчиками.
Глава 24
— Через несколько дней после того, как мы завоевали свободу, Фрайгейт, Монат и Казз пришли ко мне. Они поздоровались, и Казз взволнованно сказал:
— Много времени назад, еще до того, как я научился говорить по-английски, я кое-что заметил. Я пытался тебе рассказать об этом, но ты меня не понял. Я видел человека, который не имел вот этого на лбу.
И мой друг, присутствующий здесь, мой «нак», как он называет себя на своем языке, дотронулся до своего лба и лба всех присутствующих.
Затем Казз сказал: «Я знаю, что ты этого не видишь. Пит и Монат тоже не видят. Никто из вас не может. Но я вижу это на лбах у всех. За исключением одного человека, которого я пытался поймать много лет назад. Кроме того, однажды я видел женщину, у которой не было такого знака, но тебе об этом ничего не сказал. А теперь увидел третьего, у которого знака тоже нет».
Я все еще ничего не понимал, но Монат мне объяснил: «Он хочет сказать, что может видеть некие символы в виде букв на лбу каждого из нас. Видит их он лишь при ярком свете, падающем под определенным углом. Но такие символы имеют все люди, за исключением тех трех, которых он упомянул».
Фрайгейт добавил, что Казз вообще почему-то видит в той невидимой части спектра, где не-неандертальцы ничего не видят. Речь идет об ультрафиолетовой части, так как знаки, которые он видит, имеют голубоватый оттенок. Во всяком случае, так описал их Казз. Все люди, кроме редких исключений, по-видимому, имеют такие знаки. Будто мы скот с выжженным тавром. С того времени Казз и его женщина Бесст всегда следят за наличием этих знаков на лбах людей, разумеется, когда условия освещения это позволяют.
Эта новость вызвала удивление, возмущение и даже своего рода шок. Бёртон подождал, пока галдеж кончится, и продолжил рассказ:
— Те из вас, кто жил в конце двадцатого столетия, могли, вероятно, слышать, что так называемые неандертальцы подверглись переклассификации. Антропологи решили, что это был не особый вид существ, а просто вариант гомо сапиенс.
— Я не неандерталец, а всего лишь неандерталка, но я тоже обладаю этим свойством, — вмешалась Бесст.
Бёртон усмехнулся и ответил:
— Женская страсть к равноправию с мужчинами уходит корнями еще в каменный век. Однако разрешите мне сказать, что развитие событий показывает, что те, кто создали этот мир и согнали нас сюда с, извините за выражение, клеймом зверя, не знали, что гомо неандерталис имел такую особенность. Это означает, что те «кто-то», о которых идет речь, отнюдь не всеведущи.
Однако продолжу. Я спросил, кто тот человек, у которого на лбу нет символов. Фрайгейт ответил, что это Роберт Спрюс.
Спрюс тоже находился среди рабов. Говорил, будто он англичанин, родившийся в 1945 году. Вот, пожалуй, и все, что я о нем знал.