Миры Клиффорда Саймака. Книга 12
Шрифт:
— Это было страшно, — спокойно произнесла она. — Я никогда в жизни не была так перепугана.
— Все позади. Что это было — дурной сон?
— Больше чем сон. Они действительно были здесь: они висели в небе, склонясь надо мной. Пожалуй, я вылезу из мешка и переберусь к огню. Вы сказали, что Юргенс готовит чай?
— Он уже заварен, — ответил Юргенс, — я даже успел налить его вам. Если я правильно запомнил, вы кладете две ложечки сахара?
— Точно, — подтвердила Мэри, — две ложечки.
— А вы хотите чашечку? — обратился Юргенс к Лэнсингу.
— Будьте так
Они сели рядом у огня. Юргенс пристроился напротив. Дрова разгорелись, искры улетали высоко в небо. Мэри и Лэнсинг молча прихлебывали чай.
Затем Мэри сказала:
— Я ведь не из пугливых, вы знаете.
— Конечно, знаю, — кивнул Лэнсинг. — Вы можете быть стойкой.
— Я проснулась легко и спокойно, — начала рассказывать Мэри. — Я лежала на спине, поэтому смотрела на небо.
Она сделала глоток и замолчала, будто ей требовалось сделать над собой усилие, чтобы продолжить.
Поставив чашку на землю, она повернулась к Лэнсингу.
— Их было трое, — наконец выговорила она, — трое, во всяком случае мне так показалось. Возможно, на самом деле их было четверо. Три лица. Никаких других частей тела. Только лица. Огромные лица. Больше человеческих, я просто уверена, что они были именно человеческими. Три громадных лица, занимающих половину неба. Они висели там, уставившись на меня. Еще я подумала: что за глупость, мне мерещатся лица. Я моргнула, думая, что это разыгравшееся воображение и видения исчезнут, — не тут-то было! Я стала видеть их даже лучше.
— Не волнуйтесь, — повторил Лэнсинг, — с рассказом можно и подождать.
— Я спокойна, черт возьми, и не хочу ждать. Вы думаете, это была галлюцинация?
— Нет, не думаю. Если вы утверждаете, что видели их, значит, так оно и было. Мы же помним о вашей стойкости.
Юргенс снова наполнил чашки.
— Спасибо, Юргенс, — поблагодарила Мэри, — вы сделали изумительный чай.
Затем она продолжила:
— Лица были абсолютно нормальными. В них не было ничего, что бросалось бы в глаза. Обычные. Одно было с бородой, молодое, два остальных — старческие. Повторяю — в лицах не было ничего примечательного. А потом до меня дошло, что они меня разглядывают. Они смотрели на меня внимательно, с интересом. Так, как мы бы смотрели на отвратительное насекомое или какую-нибудь мерзкую тварь, новую форму жизни, будто я не существо, а неодушевленный предмет. Сначала мне показалось, что они испытывают ко мне жалость, но потом поняла, что это скорее презрение с оттенком сожаления — это сожаление унижало. Казалось, я могла читать их мысли. Бог мой, думали они, — вы только посмотрите на них! А потом, потом… — Лэнсинг молчал; он чувствовал, что не должен перебивать. — А потом они отвернулись. Не ушли, только отвернулись. Я была недостойна их внимания, не заслуживала их жалости. Словно бы я была ничто, более того, все человечество — ничто. Они вынесли нам приговор: вы ничтожны; впрочем, даже не приговор, ибо мы не заслуживали и этого. Мы оказались низшей формой, о которой можно забыть.
Лэнсинг вздохнул.
— Господи! — воскликнул он. — Неудивительно…
— Да. Неудивительно. Это глубоко меня поразило.
— Перестаньте. Я реагировал бы так же или еще хуже.
— Как вы думаете, что это было? Не кто, а что?
— Не представляю. У меня нет никаких предположений.
— Это не было плодом моего воображения.
— У вас нет воображения. Вы разумный инженер. Существуют только гайки и болты. Вы реалист. Дважды два всегда четыре, а не три и не пять.
— Благодарю вас.
— Попозже мы подробно обсудим, что бы это могло быть, но не сейчас. Ваши переживания еще очень свежи. Отложим этот разговор.
— Другой человек на моем месте сказал бы, что это были боги. Сандра, наверное, сказала бы именно так. Дикарь тоже пришел бы к такому выводу. Пастор наверняка бы изрек, что то были дьяволы, покушавшиеся на его душу. Я думаю иначе — они высокомерны, безжалостны, эгоистичны, как боги, но они не боги.
— Раньше мы, роботы, считали людей богами, — заметил Юргенс. — Что ж, в каком-то смысле они и были ими. Они ведь создали нас. Но потом мы поняли, что ошибались. Со временем мы увидели, что люди — всего лишь другая форма жизни.
— Нет нужды меня успокаивать, — ответила Мэри. — Я же сказала: я знаю, они не боги, я вообще не уверена в существовании богов. Пожалуй, я в них не верю.
Лэнсинг и Мэри не стали влезать в свои спальные мешки. Они решили больше не ложиться — до рассвета уже недолго. Сидя у костра, они продолжали разговаривать. Через некоторое время Юргенс занялся завтраком.
— Что вы думаете насчет оладьев и ветчины? — поинтересовался он.
— Звучит весьма аппетитно, — ответил Лэнсинг.
— Пораньше позавтракаем, — предложил робот, — и пораньше выйдем. Сегодня мы сможем добраться до города.
Однако в тот день им не удалось достичь города, они оказались у цели только к концу следующего дня.
Они увидели город, поднявшись на гребень высокого холма, вокруг которого дорога делала широкую петлю.
Мэри затаила дыхание.
— Вот он! — вскричала она. — Но где же люди?
— Похоже, их здесь нет, — сказал Лэнсинг. — Это руины, а не обитаемый город.
«Город» раскинулся на равнине, лежащей у подножия холма. Его стены, серо-коричневые, мало отличались от цвета самой равнины. Безжизненные руины занимали значительную часть долины, разделяющей два соседних холма. Никакое движение не нарушало их спокойствия.
— Никогда в жизни, — задумчиво произнесла Мэри, — я не видела столь удручающего зрелища. И к этому-то так рвался генерал… Он считал, что мы найдем здесь людей.
— Вы могли бы разбогатеть, заключив с генералом пари, — заметил Лэнсинг.
— Кстати, я не вижу следов наших спутников, — встрепенулась Мэри, — ни одной живой души. Логично было бы предположить, что они будут высматривать нас на дороге.
— Может быть, мы скоро их увидим.
— Если они еще здесь.
— Я думаю, они где-то поблизости. Остановимся здесь. Будем всю ночь поддерживать костер. Они должны заметить огонь.
— Так что, не будем сейчас спускаться?
— Нет. Ночь уже близко. Здесь нам будет спокойнее, чем среди руин.