Миры Клиффорда Саймака. Книга 1
Шрифт:
Глухая злость поднималась во мне в противовес чувству вины. Я обнаружил, что пытаюсь оправдаться! Задача была из простейших, и все само раскладывалось по полочкам… Дерево пыталось убить меня и убило бы — не окажись рядом Хуха. А так как оно на меня покушалось, то убил я его в целях самозащиты. А выстрелил бы я, зная, что дерево является родным домом этих безутешно плачущих существ?.. Я убеждал себя в том, что нет, не выстрелил бы — но убеждал напрасно. Обмануть себя — не получалось. Я выстрелил бы, выстрелил?..
Мы
Наконец мы вскарабкались наверх и могли теперь рассмотреть пень во всей его красе. Пень был как пень, хотя и большой, но вот вокруг этого пня зеленела лужайка, диаметром с милю…
На нее было больно смотреть — такой родной она выглядела, так напоминала любовно ухоженные газоны, которые люди почему-то норовили разбивать везде, куда их только заносило. Я никогда не задумывался над этим прежде, но теперь подумал и удивился: что же заставляет гуманоидов с Земли так настойчиво это делать? чем так дорога человеку эта аккуратно подстриженная травка? почему именно она?..
Лошадки растянулись длинной цепью вдоль всего гребня, и Хух, поднявшийся последним, остановился радом со мной.
— Что там такое, капитан? — спросила Сара.
— Не знаю…
Можно было, конечно, сказать, что это лужайка, и на том закончить. Но некий инстинкт подсказывал мне: ничего подобного…
Глядя на нее, человек хотел побыстрее кинуться на эту травку, вытянуться на ней до хруста, закинуть руки за голову, прикрыть глаза шляпой и сладко вздремнуть. Даже теперь, когда отсутствующее дерево отбрасывало тень совсем в другом месте — лужайка манила! Что и настораживало… Слишком она манила, уж очень прохладной и знакомой казалась…
— Нам не сюда, — сказал я твердо, и, взяв чуть влево, чтобы зеленая заплатка не мозолила глаза, стал спускаться.
Лужайка никак не реагировала, совершенно никак. Хотя я был готов к тому, что она выпустит в нас какую-то огромную и опасную штуку. Я даже представил себе, как трава свернется в трубочку, и из открывшейся преисподней станут выскакивать чудища на любой вкус.
Однако ничего не произошло. Пень устремлялся в небо, насколько мог. Ствол, он же бывший дом маленьких существ, валялся полурасколотым. Лужайка зеленела.
Перед нами вновь лежала тропа, пыльной ниткой уходящая вдаль, в туманную неизвестность, к новым деревцам, проглядывающим на горизонте.
Я чувствовал,
Наконец мы ступили на нее, и я тут же уселся на большой валун. Лошадки замерли в строгом строю, а Тук устремил на меня ненавидящий взгляд, совершенно неуместный.
Это чучело восседало на Доббине в драной сутане и с нелепой куклой в руках. Оно выглядело, как угрюмая девочка-переросток. Если б оно сунуло большой палец в рот — картина была бы почти совершенной. Но лицо, увы, не подходило. Вытянутое, очень смуглое, с огромными, водянистыми глазами… Какая, к черту, девочка?..
— Вы, полагаю, — просипел Тук, — вполне довольны собой.
— Не понимаю, что вы хотите сказать, — ответил я.
Это была истинная правда. Я действительно ничего не понял. Этот человек всегда находился вне пределов моего понимания.
— Вот что! — осуждающе воскликнул Тук, указав рукой на срезанное дерево.
— По-вашему, я должен был любоваться его снайперским искусством?
У меня не было никакого желания ругаться с ним: я чувствовал себя совершенно разбитым. Но было совершенно непонятно — отчего же он так скорбит. Ведь дерево стреляло и по нему!
— Вы погубили тех существ! — сказал он. — Вдумайтесь, капитан! Какое блестящее достижение! Уничтожено целое общество!
— Я не знал о них… — Можно было добавить, что, зная, я поступил бы так же. Но я не добавил.
— И это все, что вы хотите сказать по этому поводу?
— Да, — кивнул я. — Им просто не повезло.
— Оставьте его, Тук! — вмешалась Сара. — Он действительно не мог знать!
— А кто позволил ему притеснять всех подряд? — вскричал Тук. — Ежеминутно помыкать нами?
— Он не щадит прежде всего себя, — сказала Сара. — А в седло вас посадил только по причине вашей неуклюжести.
— Человек не может воевать с планетой! — возвестил окончательно распалившийся Тук. — Он должен уважать ее! Приспосабливаться к ней! А не переть напролом!
На том и порешим, подумал я… Уязвленные облегчились — жизнь продолжается…
— Тук! Уж и не знаю теперь, как вы к этому отнесетесь — но мне хотелось бы немного прокатиться, — сказал я, с трудом поднимаясь на ноги.
Он слез с Доббина как раз в тот момент, когда я подошел. Наши взгляды встретились. Ненависть, казалось, душила его со все возрастающим усердием… Тонкие губы шевельнулись, и он по-змеиному прошипел:
— Я переживу вас, Росс. После вашей смерти я буду жить еще очень долго. Здесь, на этой планете, вас настигнет то, на что вы напрашивались всю свою жизнь…