Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя
Шрифт:
Издалека через воду донеслась барабанная дробь. Впереди показался отряд, насчитывающий больше сотни пловцов. На них были костяные шлемы и чешуйчатые кожаные латы, а в руках обсидиановые копья, топоры и кинжалы. Проводник перемолвился с их предводителем, они окружили терран и вместе с ними поплыли дальше.
Теперь внизу потянулись, так сказать, сельскохозяйственные угодья. Флэндри видел возделанные поля, косяки рыб в плетеных загонах, цилиндрические матерчатые дома, прикрепленные якорями к скалам. Невдалеке проехала повозка — крытая кожей торпеда со стабилизирующими плавниками, которую тащила рыба размером со слона, погоняемая возницей-шираво. Он, наверное, ехал из какой-то пещеры
Впереди возникла Мерцающая Раковина. Город выглядел хрупким, непрочным, нереальным — подходящая декорация для их балета. В этом не знающем перемен погоды мире стены и крыши служили лишь для прикрытия от посторонних глаз и были сделаны из многоцветных тканей, свободно натянутых, чтобы их шевелило течение, на каркасы, придающие им самые фантастические изгибы. Верхние этажи были шире нижних. С приближением ночи на углах зажигались фонари. Улиц, за ненадобностью грунтового движения, здесь не существовало; но горожане, то ли в целях борьбы с илом, то ли ради красоты, вымостили промежутки между домами гравием и развели там сады.
Собралась толпа жителей. В ней было много женщин — они держали младенцев у груди, а детишек постарше на поводке. Одежды почти ни на ком не имелось — только украшения. Над толпой стоял гул разговоров, напоминающий шум прибоя. Вообще же здешние обыватели были спокойнее и вели себя лучше, чем тигране или люди.
В центре города, на другом холме, стояло здание из обработанного камня. Основная часть этого прямоугольного строения была лишена крыши и представляла собой колоннаду; но позади уходила вверх башня, по ширине равная фасаду, с верхушкой из толстого стекла, чуть выступающей над поверхностью воды. Если она и внизу герметически закрыта, а скорее всего так и есть, то должна ярко освещать все здание. При всем различии архитектуры белый портик напомнил Флэндри терранский Парфенон. Мичман видел однажды его воспроизведение… Их отряд направлялся как раз туда.
Что-то затмило свет над головой. Упряжка рыб тянула подводную лодку. Ее сопровождала группа пловцов с мерсейским огнестрельным оружием в руках. И Флэндри внезапно вспомнил, что он здесь среди врагов.
Глава 8
Когда за городом поставили купол, приспособленный для долгого проживания человека, Флэндри собрался было заняться кратким историко-философским курсом профессора Абрамса. А что еще тут делать, кроме как бить баклуши и дожидаться, когда командование сочтет, что авторитет мичмана Райднуру больше не нужен, и отзовет Флэндри обратно в Хайпорт?
Но на поверку жизнь здесь оказалась сплошным удовольствием.
Моряне интересовались терранами ничуть не меньше, чем терране ими. Возможно, даже больше; и после всех ужасов, которые им, конечно, наговорили мерсейцы, их стремление самим добиться правды просто поражало. Впрочем, моряне, хотя и были хорошими бойцами и порой совершенно не ведали жалости, казались менее свирепыми от природы, чем люди, тигране или мерсейцы.
Райднур со своими коллегами безвылазно сидел в Храме Неба, ведя бесконечные беседы с властями Звезды Давида. Он только застонал, когда незанятых членов его команды стали приглашать на экскурсии.
— Будь вы подготовлены, Бог ты мой, сколько
Так Флэндри то с одним, то с другим товарищем начал совершать многочасовые прогулки. Поскольку никто из них не знал ни туземного языка, ни эрио, их постоянным гидом стал Слюда, немного владевший курсовикским и обученный мерсейцами пользоваться портативным вокализатором. (Сухопутный язык здесь постепенно перенимали от пленных. Флэндри восхищала изобретательность, с которой технически отсталые подводные жители сохраняли пленников живыми в течение многих недель, но другие подробности заставляли его содрогаться и надеяться всем сердцем, что эта вековая вражда наконец кончится.) Кроме Слюды, он познакомился с Ярким Плавником, Кратким Путем, Шустрым, а еще со знахаркой по имени Целительница. Все они обладали яркой индивидуальностью, и охарактеризовать их в двух словах было не легче, чем любого человека.
— Мы рады, что вы выступили с мирным предложением, — сказал Слюда при первом знакомстве. — Так рады, что велели мерсейцам, несмотря на всю оказанную ими помощь, держаться подальше, пока вы тут.
— Я давно подозревала, что нас и жителей суши сделали фигурами в большой игре, — добавила Целительница через его посредство. — Счастье, что вы задумали это прекратить.
У Флэндри пылали уши под шлемом. Уж он-то знал, как мало в их действиях альтруизма. Ходили слухи, что Энрикес открыто воспротивился предложению Хауксберга и сдался только, когда виконт пригрозил устроить ему перевод на Плутон. Абрамс одобрил переговоры — он приветствовал любой шанс раздобыть новые факты, но оптимизма по этому поводу не проявлял.
Не проявлял его и Краткий Путь.
— Мир с Охотниками? Это даже звучит противоречиво. Разве может жаброзуб безнаказанно проплыть мимо голохвоста? Надо принимать помощь зеленокожих, пока они ее предлагают. Это наш долг по отношению к нашим городам и к тем, кто от нас зависит.
— Но ведь пока они поддерживают нас, их противники вынуждены поддерживать Охотников, — возразил Яркий Плавник. — Лучше всего будет, если и те и другие чужеземцы уйдут и у нас восстановится старинное равновесие.
— Ну, не знаю, — не уступал Краткий Путь. — Мы могли бы одержать решающую победу…
— Не прельщайся этим и не забывай о возможности сокрушительного поражения, — предостерегла Целительница.
— Да ну вас в Провал с вашим собиранием костей! — воскликнул Шустрый. — Мы опоздаем в театр. — И он метнулся прочь, сделав стремительный пируэт.
От Флэндри ускользнула суть драмы, представленной в феерическом коралловом гроте. Он понял только, что это недавно сочиненная трагедия в классическом стиле. Но волшебная грация движений, торжественная музыка голосов, струнных и ударных, безупречная стройность всего зрелища тронули его до глубины души. Публика реагировала на спектакль криками, всплесками, а под конец устроила танец в честь автора и труппы.
Скульптура и живопись, которую ему показывали, на его взгляд была абстрактной, но и в таком качестве больше радовала глаз, чем все, созданное на Терре за многие века. Он смотрел на свитки из рыбьей кожи, исписанные чернилами на рыбьем жире, и ничего в них не понимал. Однако их было так много, что в них определенно содержалось большое количество мудрых мыслей.
Флэндри занялся математикой и естествознанием, и они привели его в бурный восторг. Он недалеко ушел от тех дней, когда эти науки раскрывались перед ним, как цветы, и поэтому мог по достоинству оценить то, чего достигли здесь.