Миры Пола Андерсона. Том 22. Сломанный клинок. Дети морского царя
Шрифт:
— Так ему было суждено, — ответил Имрик. — А помогая ей, мы оказываем услугу ему. Пускай мы, эльфы, не ведаем, что такое любовь, но мы всегда готовы доставить радость другу.
— Не ведаем любви? — пробормотала Лия еле слышно. — Ты мудр, Имрик, но мудрость твоя не беспредельна.
Она взглянула на Фреду. Та, сидя на стылой земле, укачивала на руках Скафлока, напевая ему колыбельную, которую не спела своему сыну.
— Она счастливее меня, — сказала Лия.
Имрик, с умыслом или нет, неверно истолковал ее слова.
— Да, — кивнул он, — люди счастливее обитателей Волшебной страны и даже самих богов. Куда приятнее прочертить небо падающей звездой, чем влачить годы
Он приблизился к распростертому на снегу Вальгарду и велел рабам-карликам взять клинок.
— Мы выбросим его в море, — сказал он, — хотя, сдается мне, это бесполезно. Волю норн изменить нельзя. Меч причинит еще много зла.
Следом за карликами он взошел на ладью, и та легко заскользила по волнам. Мананнан Мак Лер забрал у Фреды тело Скафлока и повел девушку к своей колеснице, не доверяя никому заботу о погибшем товарище и его подруге. Лия дождалась на берегу возвращения Имрика. Рука об руку они прошли в ворога Эльфхьюка, и те закрылись за ними. Небо на востоке заалело в первых лучах солнца.
Так заканчивается сага о Скафлоке Воспитаннике Эльфов.
Дети морского царя
Посвящается Астрид и Терри
Пролог
Горы в Далмации подступают почти к самому побережью Адриатического моря. Всего лишь в миле от берега возвышается большой холм, на склонах которого над рекой Крка стоит город Шибеник, к востоку же от Шибеника виднеются горы, их вершины теряются в облаках. Близ города река широко разливается, образуя большое озеро, и бежит далее на запад, к морю, здесь течение ее вновь становится стремительным и бурным, Крка мчится, преодолевая скалистые пороги, и низвергается со скал шумными пенистыми водопадами.
Во времена Карла Роберта Анжуйского, правителя объединенного королевства хорватов и венгров, над берегами Крки шумели темные дремучие леса. Непроходимые лесные заросли плотной стеной окружали и озеро, лишь чуть-чуть отступая от его берегов на севере, у места впадения в озеро Крки. На этом берегу люди отвоевали у леса клочок земли, и на нем обоснавалась небольшая крестьянская община, по-здешнему «задруга». Выше по течению Крки, там, где в нее впадает приток Чикала, стоит городок Скралин. Маленькие домишки жителей Скрадина боязливо жмутся к высоким стенам величественного замка, который принадлежит здешнему князю, скрадинскому жупану.
Но даже мощные крепостные стены не дают надежного укрытия от неведомых темных сил природы. Волчий вой слышится по ночам, средь бела дня лают в лесу шакалы, иной раз случается, что кабаны или олени разоряют крестьянские поля, а то вдруг мелькнут в лесных зарослях огромные рога лося или могучая голова зубра. Но страшны не дикие звери. Гораздо страшней неведомые существа, что обитают в округе повсюду. По лесу бродит леший, в глубоких водах озера затаился водяной, а еще здесь встречали вилию — страшнее ее ничего нет на свете, и говорят о ней крестьяне с опаской, шепотом.
Иван Шубич, скрадинский жупан, не слишком большое значение придавал всем этим россказням: мало ли о чей болтают крепостные. Шубич был сильный и храбрый человек, хорватский бан Павел Шубич приходился ему родней, не
Старший сын жупана Михайло также не ведал страха перед лесными призраками, духами и домовыми. Легенды, которые ему довелось слышать когда-то в детстве, Михайло давно забыл, ибо рано покинул отчий дом и уехал в Шибеник, где учился в аббатстве. Он побывал, кроме того, в шумных и многолюдных портовых городах Сплите и Задаре, был и за морем, в Италии. Юноша желал достичь богатства и славы, однообразная жизнь в замке, какой она запомнилась ему в детские годы, внушала ему отвращение. Став взрослым, Михайло по просьбе отца был принят в свиту бана Павла Шубича.
Но и покинув отчий дом, Михаила по-прежнему горячо любил родные места и нередко приезжал в Скрадин. Земляки любили юношу за веселый нрав и сердечную доброту, а еще за то, что был он горазд на выдумку, знал толк в удалых шутках и красивых песнях и охотно рассказывал занятные истории про жизнь людей в дальних странах.
Однажды в начале лета Михайло ранним утром выехал верхом на коне из ворот замка и поскакал на охоту. С ним отправились еще шестеро юношей, состоявшие в свите и страже бана, они, как и Михайло, заранее приехали из Шибеника в Скрадин, чтобы все здесь приготовить к предстоящему прибытию в городок хорватского бана. В те дни Далматинской Хорватии удалось добиться заключения мира с заклятыми врагами хорватов — венецианцами, стихла до поры до времени и вражда, раздиравшая хорватскую родовую знать, а последнему разбойнику с большой дороги в этих краях отрубили голову несколько лет тому назад. И все-таки лишь немногиe мужчины отваживались далеко уходить в леса, о женщинах же и говорить не приходится, те сидели дома, никуда из городка не отлучаясь. Из жителей Скрадина на охоту поехали только брат Михайло — младший сын жупана Лука и двое вольных крестьян, которых охотники взяли с собой как проводников и слуг. Да еще свора собак бежала следом.
Хороша была охотничья ватага. Михайло был одет по последней моде западных стран. На нем были зеленый камзол и штаны, ярко-желтая рубаха, плащ на шелковой подкладке, сапоги кордовской кожи и такие же перчатки. Русые кудри, выбивавшиеся из-под бархатного берета, обрамляли чистое безусое лицо. Если лошадь баловала, на поясе у Михайлы весело позвякивал охотничий нож, но в седле Михайло сидел как влитый. Мало в чем уступали ему и другие охотники, с длинными сверкавшими на солнце пиками и копьями за спиной. На Луке был короткий плащ, куртка до колен и клетчатые штаны, совсем как у крестьян, разве что костюм его был сшит из дорогой материи и отделан красивой вышивкой на рукавах, да островерхая шапка была оторочена соболем, а не простым заячьим мехом. Младший брат Михайлы и крестьяне захватили с собой небольшие изогнутые луки, зато ножи у всех троих были такие огромные, что с ними и на медведя не страшно было бы пойти.
Копыта звонко процокали по мощеной дороге, затем глухо застучали по лесной тропе. В отличие от западноевропейской знати, хорватские князья, как правило, не обижали своих подданных — если бы Михайло вдруг вздумал поскакать напрямик через крестьянские поля, топча нежные зеленые всходы, то пришлось бы ему держать ответ перед отцом за такое бесчинство. Однако, проезжая мимо пастбищ, где паслись телята, парень все-таки не утерпел и ради шутки протрубил в охотничий рог — испугавшиеся телята бросились наутек, да недалеко убежали, выгоны были огорожены плетнем.