Миры Роберта Хайнлайна. Книга 8
Шрифт:
Не совсем так. Сейчас это суверенная империя, и по традиции они считают, что так было всегда. Они не признают себя выходцами с Терры.
— Какая странная точка зрения!
Стюард принес напитки и легкие закуски Тор взял запотевший бокал и осторожно отхлебнул. Деда продолжала:
— Чем ты там занимался? Ходил в школу?
Торби припомнил уроки папы, но тут же понял, что Деда имеет в виду нечто другое.
— Я нищенствовал.
Как?
Я был нищим.
Извини?
Попрошайка. Профессиональный нищий Человек, который просит милостыню.
— Да,
Она была отнюдь не «домашней девочкой», а умной женщиной, прекрасно соответствующей своему окружению. С тех пор как умерла ее мать, Деда вела хозяйство в доме отчима, умела беседовать с людьми, прибывавшими из разных миров, поддерживать за обеденным столом светскую болтовню на трех языках. Деда умела ездить верхом, танцевать, петь, плавать, кататься на лыжах, вести дом, немножко разбиралась в математике, читала и писала, если приходилось, и имела о прочитанном свое мнение. Она была интеллигентной, красивой, доброжелательной женщиной, толковой и рассудительной, эдаким цивилизованным, культурным эквивалентом охотницы за черепами.
Однако этот странный пропавший и вновь нашедшийся кузен оказался для нее диковинкой. Она торопливо произнесла:
— Прости мое невежество, но на Земле мы не видели ничего подобного. Меня поразили твои слова. Наверное, это было ужасно?
Торби вспомнил, как он, бывало, сидел в позе лотоса на площади, пристроившись рядом с отцом и ведя с ним беседу.
— Это было счастливейшее время в моей жизни, — просто ответил он.
— О! — это было все, что она могла сказать в ответ.
Однако папочка оставил их наедине для того, чтобы она получила возможность заняться делом. Расспрашивая человека о нем самом, всегда можно рассчитывать на успех.
— Как все это начиналось. Тор? Я даже представления не имею, как такое происходит.
— Видишь ли, меня продали с торгов, и… Торби подумал, как бы объяснить ей, кем был для него Баслим, и решил повременить с этим. — В общем, меня купил старый нищий. И обучал.
— Купил?
— Я был рабом.
Леда почувствовала себя так, будто ее окатили холодной водой. Скажи Торби, что он был вурдалаком или каннибалом, она была бы потрясена меньше. У нее наступило нечто вроде мысленного удушья.
— Тор, прости меня, если я буду невежлива, но мы все хотим знать, как ты жил все это время. Господи, ведь прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как ты пропал! Но если ты не хочешь об этом говорить, так и скажи. Ты был чудесным ребенком, и я так любила тебя — только, пожалуйста, не лупи меня, если я спрошу что-нибудь не то.
— Ты не веришь мне?
— А что мне остается делать? На Земле уже много столетий нет рабства.
Торби пожалел о том, что покинул «Гидру», но тут же отбросил эту мысль прочь. Служа в Гвардии, он понял, что очень многие фраки во Внутренних Мирах не имеют никакого понятия о рабстве.
— Ты знала меня маленьким?
— О да!
— Как же получилось, что я не помню тебя? Впрочем, я не помню ничего из тех времен,
Леда улыбнулась.
— Я на три года старше тебя. Когда я видела тебя в последний раз, мне было шесть, и я помню тебя. Тебе было три года, поэтому ты забыл.
— Да, — Торби пришло на ум, что у него появилась возможность узнать свой возраст. — А сколько тебе сейчас?
Леда смущенно улыбнулась.
— Сейчас мне столько же лет, сколько и тебе, и так будет до тех пор, пока я не выйду замуж. Так и быть, если ты задашь неправильный вопрос, я не стану обижаться. На Земле не принято расспрашивать женщину о ее возрасте; ты всегда должен делать вид, будто считаешь ее моложе, чем она есть.
— Вот как? — Торби задумался над столь забавным обычаем. Среди Людей женщины старались прибавить себе лет, поскольку это повышало их статус.
— Да, так. Например, твоя мать была чудесной женщиной, и я не знала ее возраста. Когда нас познакомили, ей можно было дать двадцать пять лет, а может быть, и сорок.
— Ты была знакома с моими родителями?
— О да! Дядюшка Крейтон был очарователен, у него был такой бархатный голос. Он постоянно совал в мою маленькую ручку кипу долларов, чтобы я могла накупить себе конфет и воздушных шариков. — Леда нахмурилась. — Но я не могу вспомнить его лица. Глупо, правда? Впрочем, не обращай внимания, Тор. Ты можешь рассказывать мне все, что захочешь. Буду рада услышать все, о чем ты не захочешь умолчать.
— Мне нечего скрывать, — ответил Торби. — Но я не помню ничего из происходившего до тех пор, пока меня не захватили работорговцы. Насколько я помню, у меня не было родителей. Я был рабом, сменил несколько планет и многих хозяев, а потом попал в Джуббулпор. Там меня продали вновь, и это оказалось самым счастливым событием в моей жизни.
Улыбка сползла с лица Леды. Она тихо проговорила:
— Так это правда? Ты не разыгрываешь меня?
Торби охватило чувство, с древности знакомое всем путешественникам, возвращающимся из странствий.
— Если ты думаешь, что с рабством покончено… Видишь ли, Галактика чрезвычайно обширна. Я могу закатать штанину и показать тебе…
— Что показать?
— Татуировку раба. Клеймо, которое ставит работорговец на свою собственность. — Торби обнажил левую ногу. — Видишь? Вот дата моего освобождения — это на саргонезском, что-то вроде санскрита, я не думаю, что ты сможешь прочесть.
Леда смотрела округлившимися глазами.
— Какой кошмар! Настоящий ужас!
Торби опустил штанину.
— Зависит от хозяина. Но, в любом случае, ничего хорошего.
— Но почему никто с этим не борется?
Он пожал плечами.
— Это не так-то просто.
— Но… — Леда умолкла, увидев входящего отчима.
— Привет, дети! Тебе нравится полет, Тор?
— Да, сэр. Пейзажи просто потрясающие.
— По сравнению с Гималаями Скалистые горы — всего лишь жалкое нагромождение камней. Но наши Тетоны действительно великолепны… кстати, вот они показались. Скоро мы прибудем, — он указал вперед. — Видишь? Там находится Радбек.