Миры Роджера Желязны. Том 20
Шрифт:
— Лжец! — закричал я, но мне зажали рот.
— Я короную себя и нарекаю Эриком Первым, королем Амбера, Янтарного Королевства!
— Да здравствует король! — трижды провозгласили все присутствующие.
И тогда Эрик наклонился ко мне и прошептал:
— Глаза твои видели сегодня величайшее зрелище из всех, какие ты когда-либо лицезрел. Но это — последнее, что они видели! Эй, стража! Отвести его в кузницу и ослепить! Выжечь ему глаза! Пусть сегодняшняя церемония будет последним, что они увидят. А потом заточить пленника в самом глубоком и темном
Я плюнул ему в лицо, и меня снова жестоко избили.
Я пытался сопротивляться, но меня силой выволокли из тронного зала. Никто даже не обернулся в мою сторону. Последнее, что я увидел, был Эрик, восседающий на троне с милостивой улыбкой.
Его приказ в отношении меня был исполнен незамедлительно. К счастью, я потерял сознание до того, как они завершили свое страшное дело.
Не представляю, сколь долго я провалялся без чувств. Очнувшись в полном мраке, на который отныне был обречен, я почувствовал ужасную боль в глазницах. Может быть, именно тогда, увидев приближающееся к моим глазам раскаленное железо, я и произнес свое страшное проклятие; может быть, и раньше. Не помню. Но я знал: Эрику никогда спокойно не править в Амбере, ибо проклятие одного из принцев, да еще произнесенное в неистовстве, будет тяготеть над проклятым вечно.
От боли я вцепился зубами в пучок соломы. Слез не было — и в этом заключалось самое страшное. Меня окружала тьма. Бог знает, сколько прошло времени, прежде чем я погрузился в спасительный сон.
Я проснулся вместе с болью. Встал, шагами измерил свою темницу. Четыре шага в ширину, пять в длину. В одном углу — куча соломы и соломенный тюфяк сверху, в другом — отверстие в полу для отправления естественных потребностей. В нижней части двери — небольшое отверстие, закрытое дверкой, и полочка. На полочке стоял поднос с куском черствого хлеба и кувшином воды. Я поел и напился, но это мало мне помогло.
Голова раскалывалась от боли, и душа страдала не меньше.
Я почти все время спал, никто ко мне не приходил. Я просыпался, ел, бродил по камере и снова засыпал.
По моим подсчетам, прошло дней семь. Боль в глазницах наконец утихла. Но ненависть к брату моему, ставшему правителем Амбера, ярким пламенем пылала в моей груди. Лучше бы он меня убил!
Интересно, как на мое ослепление реагировали жители Янтарного Королевства?
Когда окружающий меня ныне мрак достигнет границ Амбера, Эрик — я был уверен! — еще пожалеет о содеянном. Эта мысль немного согревала.
Так начались для меня дни бесконечного мрака и полного бессилия. Впрочем, даже если бы глаза у меня были, я все равно не смог бы отличить в этой темнице день от ночи, ибо здесь не было ни окон, ни света.
Время текло само по себе, словно проходило мимо. Порой от этой мысли меня бросало то в жар, то в холод. Сколько же все-таки я здесь нахожусь? Месяцы? Или только часы? Или недели? А может быть, годы?
Я совершенно утратил способность ощущать течение времени. Я
Да, Эрик поступил умно. Я сохранил свою силу и могущество, но теперь они были бесполезны. Слепой не в состоянии пройти через Царство Теней.
Моя борода уже достигала груди, волосы тоже сильно отросли. Сначала мне все время страшно хотелось есть, затем аппетит почти прошел. Порой, при резких движениях, сильно кружилась голова.
Во сне — а снились мне чаще всего кошмары — способность видеть возвращалась, и это причиняло мне при пробуждении особые страдания.
Однако некоторое время спустя я как бы отрешился от своего горя и тех событий, которые предшествовали моему ослеплению. Порой казалось, что это случилось вовсе не со мной, а с другим человеком. Странно, но это тоже было похоже на правду.
Я, наверное, сильно исхудал, выглядел тощим и бледным. Плакать я не мог, хотя иногда мне очень этого хотелось; слезные железы были явно повреждены. Чудовищно! Сама мысль об этом вселяла в меня ужас.
Однажды посреди этого бесконечного мрака я вдруг услышал, что кто-то скребется в дверь, но не обратил на это внимания.
Звук повторился, и снова я не ответил.
Потом кто-то позвал меня по имени.
Я подошел к двери.
— Кто это?
— Это я, Рейн, — раздалось в ответ. — Как вы там? Я рассмеялся:
— Отлично! Просто превосходно! Бифштексы и шампанское каждый вечер! И юные танцовщицы!.. Господи, нашел о чем спросить!
— Мне очень жаль, — произнес он, — что я ничем не могу помочь вам.
В его голосе чувствовалась искренняя боль.
— Спасибо, — сказал я.
— Я бы все для вас сделал, если бы только мог!
— Знаю.
— Я вам тут кое-что принес. Возьмите, пожалуйста. Окошечко в двери скрипнуло, открываясь.
— Что это?
— Чистая одежда. Свежий хлеб, головка сыра, говядина, две бутылки вина, сигареты, спички…
У меня ком в горле застрял.
— Спасибо, Рейн. Ты молодчина! Как это тебе удалось?
— Я хорошо знаю одного стражника… Он никому не проговорится — слишком многим мне обязан.
— Ничего. Свой должок он сумеет вернуть, сделав донос на тебя, — сказал я. — Так что лучше больше не приходи, хотя твой приход мне очень приятен. И я, конечно, постараюсь уничтожить все следы.
— Мне очень жаль, что все получилось именно так, а не наоборот, Корвин.
— Мне тоже. Спасибо, что хоть помнишь обо мне: всем ведь приказано забыть…
— Ну, это нетрудно.
— Сколько времени я здесь?
— Четыре месяца и десять дней, — ответил Рейн.
— Что нового в Амбере?
— Эрик сидит на троне. Этим все сказано.
— А что Джулиан?
— Отправился обратно в Арденский лес со своим войском.
— С чего бы это?