Миры за мирами
Шрифт:
Лигеус поднялся и указал на старого простака. — Ваше величество, я представляю вам волшебника Камешка.
Король улыбнулся, разглядывая оборванца. Камешек забормотал и затряс головой. — П-простите, сир, — умолял он своим чужестранным акцентом. — Я не в-волшебник… п-просто пою песни… шут вам на потеху.
Король обернулся к Лигеусу. — Что он имеет в виду?
Улыбку Лигеуса словно отлили из бронзы. — Он скромен, ваше величество! Пожелайте услышать песню и вы убедитесь в его могуществе.
Тамион заметил появление своей юной королевы, Камрил, которая скромно вошла в зал. Её льняные волосы мерцали в свете, падающем из арочных окон, а большие глаза были зелёными, как листва далёких
— Что ж, спой! — приказал король.
Камешек снова поклонился и поднял свой никчёмный инструмент.
— На его арфе нет струн! — заметил Первосвященник.
Лигеус поднял руку, призывая к тишине.
Камешек гладил несуществующие струны и его голос взлетел, трепещущий и прекрасный, сплетающий историю о прекрасной королеве в некоей далёкой стране. Она была настолько очаровательна, что звёзды гасли от зависти, когда королева ночью гуляла в своих садах. Её король был добрым и простодушным человеком, но она его не любила. Проклятием её красоты стало то, что она не довольствовалась ею и интриговала против своего мужа. Лучшим другом короля был бард, развлекающий его древними историями и увеселяющий двор. Но этот бард, как и король, был всего лишь мужчиной. Он не устоял перед красотой неверной королевы. Вместе они отравили доброго короля и сбежали, ища убежища во вражеских землях. В горах неверная королева предала своего возлюбленного и бросила его на съедение тиграм. Она вышла замуж за врага своего покойного мужа, который послал войска через границу, расплатившись кровавым завоеванием. Со временем неверной королеве наскучил и её новый муж, который стал королём обеих царств. Одной ночью она взмолилась Богам Тьмы и они превратили её в тигра. Она пожрала своего нового короля и сбежала в горы, где ещё бродит и по сей день, в надежде, что поблизости окажется король, чтобы насытить её бесконечный голод.
Когда песня окончилась, король Тамион отёр мокрые щёки и увидел, что его Камрил сделала то же самое. Даже закалённый Лигеус растрогался, а его воины беспокойно ёрзали, скрывая раздирающие их чувства. Единственным, кто во всём дворе оставался с сухими глазами, как видно, нетронутый таким представлением, это первосвященник Норум.
— Я не слышал никакой музыки, ваше величество! — фыркнул священник. — Лишь щебетание этого дурака…
Король уставился на Норума. — Его слова были так прекрасно высказаны, так замечательно пропеты, что ему не требовалось сопровождение музыки. Весь мой двор слышал это, священник. Отчего же не слышал ты?
Лигеус смущённо затоптался и откашлялся. — Я слышал музыку, ваше величество. Я слышал струны арфы этого волшебника так же ясно, как день, золотые, словно первый проблеск зари. — Он глянул на своих воинов, которые уловили его негласный приказ.
— О да, — подтвердил один солдат, а потом и другой. — Я тоже это слышал! И я тоже! Сладостные золотые струны!
Тамион усмехнулся Лигеусу, самому верному его стороннику. Может быть, в этом бродяге и присутствовало волшебство. — Добро пожаловать к моему двору, лорд Камешек, — произнёс король. — При моём дворе требуется волшебник, поэтому я принимаю ваши услуги на неопределённый срок.
— Н-но, я не во… — начал было Камешек.
— Возмутительно! — вскричал Первосвященник, подкравшись к Камешку. — Этот пройдоха — не более, чем нищий, разыгравший фарс перед двором. Сперва вы оскорбили богов, ваше величество, а теперь купились на фальшивку этого… этого…
Как вдруг, словно сильным порывом ветра, три багровых тени вынесло из спутанной бороды Камешка. Первосвященник Норум отшатнулся от
Когда демоны стремительно пожрали всего Норума, оставив только кости, они маслянистыми облачками утекли назад, в спутанную бороду Камешка. Несколько случайных капель запятнало багровым белоснежные пряди. Тишина потрясённого молчания обрушилась на двор. Кучей громоздились окровавленные кости священника, подношением из хрящей и волокон могущественному королю Яндриссы.
— Пощадите, Ваше Великое Величество! — завопил Камешек. Он рухнул на колени в нескольких шагах от возвышения. — Я этого не делал! На мне давно лежит проклятье этих трёх бесов. Они неподвластны моей воле и разъезжают на мне, как на вьючной лошади. Хотя они никому не позволяют причинить мне вред — ибо наслаждаются моими вечными муками — они отнимают жизнь, у кого пожелают. Умоляю вас — не пытайтесь мне отомстить… или эти дьяволы перебьют ваших солдат до последнего человека. — Он разрыдался на королевском ковре, как полностью сломленный человек.
Поразмыслив минуту, Тамион встал и помог старику подняться на ноги. — Не бойся, — сказал он волшебнику, который отрицал своё могущество. Затем он зашептал так, чтобы никто другой при дворе не услышал. — Сегодня ты оказал мне великую услугу. Теперь ступай и отдохни… Слуги проводят тебя. Мы поговорим на восходе луны.
Трясущиеся слуги отвели волшебника в гостевые покои, пока Тамион беседовал со своим двором. Первосвященник Норум и был тем, кто оскорбил богов, заявил он, ибо выступил против своего правителя, избранного богами. — Пускай все священники хорошенько усвоят этот урок… когда соберутся, чтобы избрать преемника Норума. — Речь окончилась и зал опустел, когда зашло солнце.
Тамион похлопал кузена по спине. — Добрый Лигеус, моя правая рука, — улыбнулся король. — Ты принёс мне великое могущество. Я знал, что ты не подведёшь меня.
Лигеус сглотнул ком в горле. — Этот человек кажется не ведающим о своей собственной мощи, — сказал он. — Он может быть… слишком опасен.
Тамион взял за руку свою молодую королеву и попрощался с воином.
— Такие уж опасные времена, кузен.
Он улыбнулся и оставил Лигеуса в замаранном кровью зале.
В уединённом саду на краю дворцового парка, королева Камрил сидела на окружённой увядшими цветами, и высохшим виноградом скамье. Перед ней стоял наполненный пылью каменный фонтан, вырезанная на нём фигура русалки смотрела ониксовыми глазами. Королева тосковала по не столь давним временам, когда воды фонтана пели для неё и спелые плоды висели среди цветущего винограда.
Закутанная широкоплечая фигура приблизилась в сумерках. Королева затрепетала, вспомнив времена радости и бьющихся сердец. Она была ещё молода, но ощущала себя такой старой. Когда рослая фигура подошла к свету её свечи, под капюшоном показалось узкое лицо и незримая ноша лет внезапно свалилась с неё. Лишь в эти редкие потаённые моменты она снова становилась собой — двадцатилетней девушкой, с любовью, пляшущей в её груди, подобно свечному пламени.