Миры за мирами

Фульц Джон Р.

У подножия гор нам пришлось оставить фургоны. Бун предостерёг нас, что тропа станет чересчур крутой для них. Мы погрузили всё, что могли, на спины лишних лошадей, четвёрки мулов, дюжины коров и наши собственные спины. Мы оставили много провианта, но Бун сообщил, что в Провале мы найдём уйму дичи. И мы её нашли. Мы поднимались по проходу всё выше и выше, по тропе, что четырьмя годами ранее отметил сам Бун. Разломанные останки древних деревьев отмечали тропу, будто кости перебитых огров. Эта дикая местность будоражила моё воображение и я ехал в восхищении перед первопроходцами, которые шли этим путём, миля за милей прорубаясь через лес топорами и факелами.

Дорога извивалась

меж зелёных горных склонов, закручиваясь и петляя, но всегда вела на запад, к заходящему солнцу. Нам попадались на глаза бурые медведи, полчища белок, а в ручьях, которые мы пересекали, плавали бобры размером с волка. Я прекратил и пытаться отмечать в уме огромное разнообразие птиц, что порхали между деревьями. Я видел, как синехвостый ястреб пикировал на кролика, а один раз, как белоголовый орлан уставился на нас с соседнего утёса. Каждый день мой отец, его люди или Бун подстреливали что-нибудь нам в пищу: оленя, лося, голубей, зайцев и других животных, которым у меня не находилось названий. Мы вытаскивали жирную серебряную рыбу из ручьёв и озёр. Это поистине была земля изобилия.

Путешествие было нелёгким, но и в разгар лета оно устойчиво продолжалось. Бун рассказал нам историю зимнего перехода, когда двадцать один первопроходец, мужчины и женщины, насмерть замёрзли на этой тропе. Я подумал об их призраках, преследующих нас ночью вокруг бивачных костров, но к счастью я ни с кем не мог поделиться своими страхами. После целого дня езды и восхождений мы спали, как убитые. Бун и вилланы по очереди несли дозор. Я хотел бы спросить их, кого они высматривали — медведей?… Волков? Каких-то других свирепых тварей, о которых никто не хотел говорить?

На нашу шестую ночь в Провале, я получил ответ на свой непроизнесённый вопрос. Я проснулся от криков сестры и матери, топота мокасинов по земле, лязга металла и безумных боевых кличей туземцев. В слабо горящем костре лежал труп виллана, с глубоко вонзившейся в грудь оперённой стрелой. Отец затащил мать и Миару в глубину сборища скота, когда стрелы осыпали землю и вонзались в окружающие деревья. Стрелы втыкались в живое дерево со смачным «тунк».

Мужчины похватали свои ружья, но полуголые туземцы уже выскакивали из тьмы, с глазами, словно лужицы тени. Их смуглые лица были раскрашены красным, как кровь или мертвенно-синим и пучки перьев торчали из их чёрных волос. Белые зубы блестели в свете костра, когда они высоко воздели томагавки и с воплем бросились на наших защитников.

Бун уже вскинуто и зарядил и вскинул ружьё. Я увидел, как он выстрелил в грудь налетевшему туземцу. Дикарь рухнул замертво к его ногам. Бун выхватил томагавк, когда, завывая волком, выскочил другой индеец. Отец позвал меня по имени, но грохот стрельбы заглушил прочие его слова. Я сообразил, что он крикнул: — Пригнись! — Я скорчился за поваленным стволом и наблюдал, заворожённый и потрясённый такой жестокостью.

Туземец глубоко вонзил каменное лезвие своего томагавка в череп виллана. Звук был, словно рубят сырую древесину. Тогда там оказался Бун, воткнув нож убийце в почки и повернув его. Уже два налётчика полегли от его руки. Стрела вылетела от деревьев и попала одному из наших в руку. Он выронил ружьё, которое пытался перезарядить и ещё один вопящий индеец выскочил из темноты. Пистоль Буна громыхнул и живот туземца взорвался. Он с воем упал на землю, где его добил ножом виллан, с всё ещё торчащей из плеча стрелой.

Вылетевшая стрела задела бедро Буна, а ещё две повалили одного из наших мулов. Внутри топорного укрепления из увязанных тюков и перепуганных животных, мой отец загораживал кричащих мать и сестру. Стрела ужалила

бревно в двух дюймах от моего подбородка. Я быстро пригнулся, отрываясь от этого кровавого зрелища.

— Их слишком много! — прокричал кто-то.

— Кто эти чёртовы дьяволы? — другой голос.

— Чикамога [9] , — крикнул Бун. — Прячься и заряжай! Заряжай!

9

 Чикамога – группа индейцев чероки на территории Теннесси и Кентукки

Новый залп стрел вылетел из стены ночи и второй виллан получил одну из них в ногу. Двое были ранены, двое мертвы. Мой отец был слишком занят защитой своих женщин, чтобы присоединиться к Буну и мужчинам. Я вытащил свой маленький ножик из кожаных ножен. Возможно, я сумею помочь.

Но из темноты больше не появлялось туземцев. Последняя стрела воткнулась в древесный ствол с чмокающим звуком. Таинственная тишина пала на поляну.

— Что… — начал было кто-то. Бун шикнул на него.

Все мы лежали или сидели в тишине ещё минуту… или две. Звуки потрескивающего костра и тихие стоны двух раненых мужчин. Слабые всхлипы моей сестры и матери.

Наконец Бун поднялся. — Они исчезли, — сказал он. — Не знаю, почему… но они исчезли.

Остаток ночи никто не спал. Мы жгли костёр и пили чёрный чай, чтобы не заснуть. Бун пил бренди из серебряной фляжки. Моя мать ухаживала за ранеными, которые выли, когда она вытягивала стрелы из их плоти. Если от ран не пойдёт заражение, то они выживут. Но мы потеряли двух славных парней и утром придётся копать могилы.

Перед рассветом Бун поговорил с моим отцом. — Отщепенцы чероки, — объяснил он. — Не признают договоры, заключённые с остальной частью их народа. Они всё ещё считают землю за горами своими родовыми охотничьими угодьями. Они не принимают притязаний белых людей. И, наверное, никогда не примут.

— Но я заплатил за ту землю, — возразил мой отец.

Бун пожал плечами. — Скажите это чикамога. — Мой отец приуныл, но Бун похлопал его по плечу. — Выше голову, Каррик. Всё это здесь — часть жизни пионера. Большая опасность приносит большую награду. Вашей семье будет куда безопаснее, когда мы спустимся с этих гор. Теперь уже недолго.

Мой отец повторил слово «пионер». Словно он никогда не задумывался, кем же является теперь. Больше не лорд Каррик, не владетель графства Каррик… всего-навсего скромный первопроходец, прокладывающий дорогу через безжалостную дикую местность. Я думаю, что в тот момент он наконец понял, что избрал для себя и своего рода. После той ночи он никогда не выглядел по-настоящему счастливым… даже в самые мирные времена.

Утром мой отец со своими спутниками похоронили убитых, пока Бун отправился в обход вокруг лагеря. Он позволил мне пойти с ним, так что я всё увидел. Мы нашли в лесу девять мёртвых воинов чикамога, разбросанных грубой дугой вокруг нашей стоянки. Каждому из них аккуратно перерезали глотку, от уха до уха. И каждый из них нёс полупустой колчан со стрелами. Их луки из каштана были разломаны в бесполезные кучки палок и верёвок.

— Кто-то убил всех этих людей, — пояснил мне Бун. Я удивился, что он использует слово «люди» для описания таких кровожадных дикарей. Но я понял, что Бун уважал их. — Кто-то с металлическим ножом… кто прирезал каждого из них со спины. — Он изучил землю вокруг каждого трупа. — Не осталось вообще никаких следов… — бормотал он. Повисло неестественное молчание.