Мирза-Фатали Ахундов
Шрифт:
1. Об общественной роли литературы и искусства
Литературу и искусство Ахундов считал одним из важнейших средств духовного воздействия на людей. Он отводил им огромную роль в борьбе за общественные преобразования, против религии, фанатизма и суеверия. Литература и искусство представлялись Ахундову мощными средствами распространения прогрессивных и демократических идей, воспитания в людях высоких моральных качеств, формирования их национального самосознания. Главная социальная функция литературы — служение народу, его демократическим идеалам. Ахундов решительно выступал против теории «чистого искусства». Критикуя иранского писателя Риза Гули-хана, защитника и видного представителя теории «искусства для искусства», Ахундов указывал, что искусство, которое питается абстрактными идеями красоты
В письме редактору иранской газеты «Милет», критикуя направление этой газеты, Ахундов писал, что она не выполняет свою основную задачу — защиту интересов народа. Она не помогает народу в его борьбе с недостатками и злоупотреблениями в общественной жизни. Больше того, Ахундов показывает, что односторонним подбором материалов газета, наоборот, отвлекает внимание народа от насущных вопросов общественной жизни и тем самым наносит вред его жизненным интересам. На страницах газеты выступают люди вроде Суруша, проповедующие религиозный фанатизм и национальную вражду между народами. Ахундов дает свое представление об общественном назначении литературы и ее высокой идейности. Он требует, чтобы литература отображала жизнь народа, его думы и чаяния, боролась с фанатизмом, религиозными предрассудками и суеверием, разоблачала бюрократизм, шкурничество, взяточничество и другие пороки. Литература должна вмешиваться в повседневную жизнь народа и страны. Например, говорит Ахундов, в Тавризе вспыхнула эпидемия холеры. Литератор обязан писать, какие размеры приняла эпидемия, объяснить ее причину, показать, были ли приняты меры для ее прекращения. Нужно разоблачать перед народом «всех должностных и высокопоставленных лиц, которые при возникновении этой болезни раньше всех покинули свои места и тем самым вызвали панику и смятение среди населения. И писать о деятельности тех людей, которые в минуты опасности находились среди народа, воодушевляли его, проявляя заботу о нем» (4, 257). Только так литератор может выполнить свою общественную функцию.
Ахундов придавал также огромное значение воспитательной роли искусства, особенно для подрастающего поколения. Искусство должно служить обществу, способствовать воспитанию в людях таких благородных качеств, как честность, правдивость, отвага, бесстрашие и т. д. Эту важнейшую общественную задачу может выполнить только реалистическое искусство, которое только и является подлинным и обладает способностью содействовать изменению и улучшению жизни.
В основе эстетических и литературно-критических воззрений Ахундова лежит материалистическое положение о первичности природы и вторичности сознания. В соответствии с этим Ахундов считал предметом искусства объективный мир — природу, общество, человеческую жизнь и решительно отвергал утверждение восточных мыслителей-идеалистов о субъективности искусства, о том, что произведения искусства якобы являются результатом «чистой фантазии» художника. Критикуя субъективно-идеалистические взгляды Риза-Гули-хана, Ахундов указывал, что искусство есть отражение действительности, а не плод воображения писателя.
Выступая против теории божественного происхождения и сверхъестественной сущности искусства, Ахундов указывал, что литература и искусство являются продуктом человеческой деятельности и имеют земное, реальное содержание. Это есть плод человеческого таланта, который создает свое произведение не на основе божественного вдохновения, мистического экстаза и внутренней интуиции, а на основе изучения и познания реальной действительности. «…Изящная проза и изящная поэма, — писал он, — не относясь к разряду сверхъестественных явлений, вполне доступны человеческому таланту. Подтверждением этому могут служить Гомер, Шекспир и другие знаменитые европейские писатели, ораторы и поэты, которые все были не сверхъестественными существами, а подобными нам людьми» (4, 48).
Следуя классикам русской эстетической мысли — Белинскому, Добролюбову и Чернышевскому, Ахундов выступил горячим поборником художественного реализма в азербайджанской литературе. С особенным благоговением относился он к трудам В. Г. Белинского. Ахундов внимательно прочитал почти все его работы и особенно заинтересовался статьями о А. С. Пушкине, этим непревзойденным образцом исторической и эстетической критики. Здесь Белинский поставил
Анализируя состояние иранской литературы, Ахундов отмечал, что она носит религиозно-мистический, фантастический характер, оторвана от жизни народа и страны и поэтому не выполняет свою основную функцию — служение народу. Современная персидская литература, писал он, «вся вертится около разных религиозных обрядов и правил, например: омовение должно быть совершаемо так, а не иначе; молитву должно говорить так, а не иначе; если во время молитвы родится в душе сомнение о числе поклонов, то нужно поступать таким-то образом, а не иначе; по окончании месяца голодания (поста) подаяние должно быть раздаваемо в таком-то размере, а не иначе; известную часть земных произведений должно отдавать в пользу духовенства так, а не иначе; пятую часть всех торговых и промышленных барышей должно дарить мнимым потомкам пророка, дармоедам, сеидам так, а не иначе… Такому вздору дается пышное название „Шариатские постановления“!» (там же, 46–47).
Ахундов критикует персидскую литературу за отрыв от реальной действительности, за пренебрежение к насущным проблемам жизни. Вместо того чтобы изображать жизнь простых людей, она рассказывает небылицы о жизни пророков; вместо того чтобы говорить простым, доступным всем языком, она оперирует высокопарным слогом. «Другая отрасль литературы, — говорит Ахундов, — состоит из отвратительных легенд о мнимых чудесах двенадцати имамов, потомков пророка, и других лжесвятых мужей, или же из описания походов и завоеваний каких-нибудь тиранов, переполненных гиперболическими сравнениями, льстивыми похвалами, и написанными страшно высокопарным слогом, доступным пониманию далеко не всякого читателя» (4, 47).
Ахундов хотел вернуть литературе ее земное содержание, дабы писатели и поэты обращали свои взоры не на небо, а на людей с их земными потребностями и нуждами. Оценивая современную ему поэзию, Ахундов указывал, что она не сумела сохранить и преумножить традиции своих великих поэтов Фирдоуси, Саади, Гафиза и др., в творчестве которых глубокая идейность сочетается с высоким мастерством. «О поэзии персияне имеют своеобразное, ненатуральное понятие; о содержании и красоте своих поэтических произведений они не заботятся и всякую рифмованную ерунду считают за поэзию. Поэзией у них считается всякое произведение фантазии, писанное с соблюдением известного размера и рифмы, содержание которого, по их мнению, должно преимущественно заключаться в прославлении красавиц различными неестественными похвалами или в воспевании красот весны и осени неправдоподобными сравнениями. Так, например, поэма одного современного тегеранского поэта, известного под псевдонимом Каани (придворный поэт), в изобилии наполнена подобной ерундой» (там же).
Разоблачая пустоцвет придворной поэзии, Ахундов требовал, чтобы поэзия была глубоко содержательной, выражала передовые, прогрессивные идеи своего времени. «…Всякая поэма, — говорил он, — должна заключать в себе какую-нибудь определенную мысль или какой-нибудь естественный и натуральный сюжет, вызывающий в читателе или восторг, или печаль…» (там же).
В работах Ахундова содержится ряд высказываний, касающихся соотношения содержания и формы литературного произведения. В противовес идеалистам, отрывавшим форму от содержания, признававшим первенство первой над вторым, Ахундов доказывал, что форма и содержание составляют единство, и, как нет формы без содержания, так нет и содержания без формы, причем содержание имеет решающее значение. «Поэзия, где имеется полная гармония, где наряду с художественным изяществом изложения, красотой имеется и глубокомыслие („Шах-намэ“ Фирдоуси, „Хамсэ“ Низами, „Диван“ Хафиза), такая поэзия способна вызвать в читателе восторг, она может волновать читателя и может нравиться всем» (4, 250).
Анализируя поэзию Моллайи-Руми, Ахундов отмечает, что форма его стихотворений не отвечает их содержанию. В своих произведениях Руми выступает против религиозных предрассудков, критикует духовенство. Его творчество по сути дела носит антиклерикальный характер, но выражено оно в старых, традиционных формах стихосложения — газели, касыде и т. д. В стихотворениях другого иранского поэта, Суруша, «нет изящности сложения, нет также красоты и глубины содержания… Назвать стихами подобный сумбур, а их творца поэтом уж никак нельзя» (там же).