Мишкино детство
Шрифт:
— Да уж примите его. Ну двух там месяцев нехватает, — сказала мать, взглянув на страдальческое лицо Мишки.
— Не могу. У меня и комплект больше, чем надо, набран.
— Ну что ж, сынок, пойдем, — взяла мать Мишку за руку. — Видно, придется следующего года ждать.
Мишка вырвал руку и опрометью выбежал из школы.
— Небось, если богатые были бы, приняла бы… — говорил он матери сквозь рыдания.
— Ну, ясно, если бы помещиками были, то приняла бы, — согласилась мать.
— Когда так, я не
— От этого никому, а тебе только будет плохо, — сказала мать.
— И пусть будет плохо! — упорно твердил Мишка.
…Небо безоблачно. Горячо палит августовское солнце. Но по желтым пятнам, которые изредка пропрядывают в темной зелени садов и в буйных зарослях огородов, чувствуется приближение осени. По боковским огородам навстречу к Мишке бежит сияющий его друг Митька. В правой руке у него западня, в левой зажат щегол.
— Во, гляди, какого щегла поймал! Двенадцать перьев в хвосте! Вот ей-богу… Посчитай, если не веришь, — сказал Митька, подавая щегла.
Но Мишка даже не взглянул ни на друга, ни на щегла.
— Да ну его, того щегла… — сердито, сквозь зубы процедил он.
Мать поняла, что сейчас все немило Мишке и потому бесполезно его увещевать.
Но пройдет некоторое время, обида уляжется, и у Мишки вновь появится и любовь к жизни и тяга к книжкам.
И она была права.
Желанный день
Пролетела зима, быстро отцвела весна, иссякла летняя жара, и вот снова незаметно подступает осень.
Завтра начнутся занятия в школе. В этом году Мишку записали без всякого разговора.
Должно быть, в сотый раз Мишка просматривает свое школьное имущество: карандаш, ручку и две тетради (одна, по трем косым, — для письма; другая, в клеточку, — для арифметики). Санька говорит, что первый день у первачков занятий не бывает и потому ничего этого брать с собою не надо. Но что же это за ученик, у которого либо нет книжек, либо одна какая-нибудь книжечка!
— Филя, брать книжки? — спрашивает Мишка Филиппа.
— Бери, — говорит Филипп.
Мишка кладет в сумку букварь, доставшийся ему по наследству от Саньки, часослов и «Бову-королевича».
Чернила брать или не брать? Какой же школьник без чернил! Санька — тот каждый день бывало что-нибудь забывал: то карандаш, то чернила. Поэтому, он и учился плохо. Филипп никогда ничего не забывал и был первым учеником в школе. Четыре класса окончил с похвальным листом и евангелием. «Надо так делать, как Филипп, тогда и я так буду учиться», думает Мишка.
В пузырьках от лекарства у него двух сортов чернила: одни красные, другие черные. Какие взять? На клочке бумаги Мишка
Филипп ушел к отцу в лес. Мишка спит с Санькой. Едва забрезжил рассвет, как Мишка уже начал толкать Саньку:
— Пора.
— Иди ты, Рябый! — ругается Санька и поворачивается на другой бок.
— Сынок, спи, еще рано… Я знаю когда, я тогда разбужу, — говорит мать, и по голосу, бодрому, незаспанному, Мишка догадывается, что мать уже давно не спит, что какие-то заботы не дают ей покою.
За Мишкой обещал зайти Митька, но ведь Митька может проспать.
Однако беспокойство было напрасное: Митька не проспал. В Осинное они пришли рано. Но возле школы уже, как галки на колокольне, галдели и суетились ребятишки. Одни гонялись друг за другом, другие играли в городки. Девочки стояли кучкой в сторонке. Мишка и Митька остановились возле городошников. Оба они любили эту игру, ловко целились, и потому им было интересно посмотреть, как играют другие ребята.
Вслед за ними к городошникам подошли Кондрат и Федотов Ванька. Они уже были теперь учениками второго отделения.
Ванька кивнул на Мишкину сумку с книгами и, усмехнувшись, сказал Кондрату, но так, чтоб было слышно и Мишке:
— Либо сразу в четвертый класс?
— Должно, что так, — согласился Кондрат.
«Не задавайся, задавака!» хотел было сказать Мишка, но в это время поднялся радостный, будто приветственный и в то же время насмешливый крик: «А-а-а!.. Тимофей Шелуха!.. Ни пыль ни мука!.. Тимони — дать мони!..»
Из-за угла школы вышел и направился к городошникам здоровый толстогубый парень, на вид не меньше четырнадцати-пятнадцати лет. Большинство окружавших его ребят были ему по плечо.
Приветственные крики относились к нему.
Парень шел молча, спокойно и вдруг, крикнув: «А ну, навались!», набросился на толпу городошников и, как мельница крыльями махая руками, начал крошить ребячью мелюзгу.
Мишка еще не успел разобраться, что происходит, как тяжелая Тимонина рука-крыло хряснула его по лицу и поплыла дальше.
Кровь хлынула из носа и залила так долго и бережно хранившуюся для школы черную сатиновую рубашку. Среди ребят поднялись крик, суматоха: «Тимоня новичка убил!» Митька не знал, что делать. Кто-то из старшеклассников догадался принести из школы кружку холодной воды. Мишка обмыл лицо. Кровь остановилась. Но нос раздулся и больно щемил.
— Что ж ты кволый такой, — посочувствовал Тимоня и тут же, насупив белесые брови, погрозил своим огромным, чуть не с горшок величиной, кулаком: — Смотри Татьяне Никаноровне не наябедничай…